— Германия, уже в XIX веке — развитая индустриальная держава, — скривился господин, — Зачем образованному городскому пролетариату возвращаться "к земле", в дикую деревню?
— А вы полагаете, что "пролетарии всех стран" были довольны состоянием, когда не имеют ничего, кроме своих цепей? — ну, седой и дает… Из элегантного словно воздух выпустили.
— Позвольте цитату, — поспешила на помощь седому археолог, — Из выступления одного партийного деятеля на Х съезде РКП(б) — "…Полупролетарские и даже пролетарские элементы городов ныне оседают в деревне и заводят свои частные хозяйства. Промышленность, в итоге, теряет рабочую силу, а всё земледелие — эволюционирует в сторону увеличения числа самодовлеющих продовольственных хозяйств. Этим подрывается самая основа продовольственной политики Мировой Революции, построенная на извлечении излишков…" Каково? И знаете, кто этот оратор? Лев Давидович Троцкий… Люди везде одинаковые, а вот цели у их руководителей — разные. Многие в РКП(б) 1921 года мечтали выпихнуть мужиков из деревни — в города. К станкам, под ружье, в свою полную власть. Не обещая будущим пролетариям ничего, кроме морального удовлетворения. А фюрер поступил наоборот — пообещал немцам землю, шанс завести собственное независимое хозяйство… на освобожденных от "недочеловеков" территориях и "честную оплату за честный труд", жестко гарантированные "фашистским государством". И гарантировал, что личный участок земли размером менее 125 гектаров у немецкого хозяина никто не может ни отнять за долги, ни разделить на более мелкие, ни конфисковать по суду. Это сработало…
— Ирония судьбы, — поспешила я перехватить чужую инициативу, — состояла в том, что на самом деле ни "земли на Востоке", ни истребление "недочеловеков", для достижения поставленных целей, в 40-х годах уже не требовались. Вторая Мировая война продемонстрировала миру чудо — за счет взрывного роста производительности сельского труда Германия не испытывала нехватки продуктов питания даже когда на фронт ушли почти все боеспособные мужчины, а работа полностью легла на плечи их жен, детей и малоквалифицированных "восточных рабочих". Ещё одно усилие — и Третий Рейх мог оказаться первой, в новейшей истории Земли, продовольственно избыточной страной почти независимых частных хозяйств, а не полуголодным царством крупных сельскохозяйственных корпораций или, как у нас, заповедником государственной собственности… Забыть подобный опыт трудно. В итоге, после войны, под предлогом "денацификации", немцам пришлось устраивать форменное промывание мозгов. В США и России аналогичную "операцию резьбы по живому" удалось провести превентивно, через Великую Депрессию и "раскулачивание".
— Разве это такой большой секрет? — лениво протянул холеный господин.
— Естественно! — седой даже не сделал паузу, — Главная тайна всех индустриально развитых государств планеты, начиная с первой трети ХХ века, заключается в том, что индустрия продовольствия далеко превзошла по прибыльности торговлю наркотиками… Наркоманов в мире мало, зато едоков — миллиарды. Причем, каждому человеку надо есть каждый день… А если позволить людям кормить себя самим — современный мировой порядок рухнет.
— Боюсь вас разочаровать, — холеный, с демонстративно презрительной миной медленно осмотрел всех собравшихся. Ухитрился и по мне скользнуть липким взглядом, — Но, мнится мне — этот секрет слегка устарел…
— Этот "устаревший секрет", — не менее презрительно парировал выпад седой, — до сих пор относится к категории государственных тайн, с грифом "Хранить вечно". Применительно к теме данной диссертации — мало найдется злободневнее.
— Коли так, — в тон ему продолжил холеный, — то позвольте мне, господа, с вами попрощаться… Если верить нашей молодой коллеге, — легкая заминка прозвучала "щелчком" треснувшей музейной грампластинки на 78 оборотов, — то всех нас, причастных, к информации подобного рода, по окончании запланированной акции, — новый "щелчок", — придется "зачищать в ноль".
— Вот именно, — мрачно подытожил седой, — Галина Олеговна, сможете нам объяснить — за что и почему?
— Ну, — что за манера вести беседу? — применительно к собравшимся, эти сведения носят теоретический характер, пока представляя скорее академический интерес. Реально опасными они станут, когда с их помощью научная экспедиция действительно выживет "на подножном корму", в окружении врагов и без помощи извне…
— Говорите — "если"! — немедленно одернул меня холеный дядя, — Лелею скромную надежду пожить ещё.
— А что, уже были успешные примеры подобных чудес? — и это существо называет себя социологом… — В чем состоит опасность?
— На качественно новом уровне, пускай и в малом масштабе, повторится успешный опыт "блокадного выживания" Советской России, в 20-х годах… и, что важнее, "тотальной войны против всех" Третьего Рейха, в первой половине 40-х… — хотела добавить "от подробностей которых, все понимающие специалисты, до сих пор срут кирпичами", но передумала.
— Интересные у вас сравнения… — ха, ты ещё добавь подобным тоном — "пожалуй, донести придется…"
— Я имею в виду, что участники такой экспедиции, — попробую сделать значительную паузу, — по итогу длительного автономного существования, без всякой поддержки государства, приобретут крайне необычный жизненный опыт. Отчего, вполне возможно, окажутся социально опасны. В лучшем случае, по прибытии, их ожидает судьба сходная с судьбой "возвращенцев" в СССР после плена или пребывания на вражеской территории. Ну, и "вечная подписка о неразглашении". А в худшем — смерть… Причины — чисто идеологические. "Дурной пример".
— Шило в мешке не утаить! — пропустила, кто именно выкрикнул с места. А и пускай, значит — зацепило.
— Вы недооцениваете силу современной пропагандистской машины, — самое время широко улыбнуться, — Все только что убедились, насколько надежно уничтожается "вредная историческая память". Про феноменально сытую жизнь в Позднем Средневековье и минимум 100 килограммов душевого потребления мяса в год на каждого европейского простолюдина — сегодня прочно забыли.
— Так это когда было! За полтысячи лет всё мохом-быльем поросло… Сейчас — другие времена. XXI век!
— Времена — всегда одинаковые! — археолог поспешила вступиться, — Извините, пожалуйста, я замолкаю…