— Если хотите, это могу сделать я. Мне, атеисту, это не принципиально, — сказал я, глядя Императору в глаза.
— Хватит, — гаркнул Пётр и ударил кулаком по кнопке. Вновь воцарилась тишина. — А теперь оставьте меня одного. Доложите об итогах.
— Как вам будет угодно, — я первым направился к двери.
Миша задержался ещё на полминуты, мне удалось заметить краем глаза, что он обнял отца и что-то прошептал на ухо. Я же в это время поспешил на поверхность, даже сесть в спокойной обстановке и отдать приказ об атаке своим человекоподобным марионеткам, созданным при помощи магии.
Да, красная кнопка была лишь муляжом, ведь у меня попросту не было времени на разработку аналога систему «Чегет». Да и смысла в этом на данном этапе не было. Поэтому пришлось пойти на такую хитрость, ведь Пётр такой человек, что ему будет проще сделать всё своими руками. Тактильный, если можно так сказать.
С трёх пусковых установок к небесам отправились ракеты. Они были расставлены таким образом, чтобы поразить свои цели одновременно. Ими стали Лондон, Варшава и Анкара. Китая в этом списке не было, так как формально он на данный момент являлись нашим союзником и даже немного помогал оборонять Питер.
Ракеты непременно достигнут своих целей, ведь мы уже дважды проводили генеральную репетицию. ПВО противника никак не отреагировала на боеголовку, летящую на гиперзвуковой скорости. В этом мире никто не работал со скоростями в два маха и выше. Поэтому подобное оружие попросту было неуязвимо для любой системы ПВО, а ПРО вообще не существовало.
Первую часть ракет я сделал на основе квадролётов — она была многоразовой. Её задача была простой: разогнать ракету до скорости звука и поднять на несколько километров. А затем включались твердотопливные двигатели и задавали ракете баллистическую траекторию.
С маневрированием на подлёте были некоторые сложности, но мы научили наш умный снаряд ориентироваться по звёздам. Потом запуск был возможен только ночью. Этого не знал даже Пётр. Я объяснил это тем, что так вспышку увидят почти все наши враги, ведь на дворе зима, а на часов только двенадцать. Многие ещё не спят.
Мучала ли меня совесть? Нет. Я думал только о технической и политической части вопроса. Моральная составляющая меня совершенно не заботила. Война есть война, и она никогда не меняется. И каждый раз она заканчивается переговорами, так зачем тянуть и жертвовать нашими людьми? Они и так уже достаточно натерпелись. И что самое главное: именно мы выступаем в роли защищающихся, а значит, можем использовать любые средства.
Точно крыса, загнанная в угол. Хоть сравнение и не очень красивое, а в какой-то степени даже оскорбительное, но оно отлично описывает нашу ситуацию. Враг зажал нас со всех сторон. Убежать не получится. А признания поражения означало бы смерть. Для страны.
Люди в лучшем случае стали бы жить под гнётом захватчиков, а в худшем стали бы рабами, капающими взрывоопасный абсолютиум. При любом раскладе пострадают мирные жители, так почему это должны быть русские?
Пока ракеты летели в сторону трёх столиц, мы стояли у одного из чёрных выходов из бункера вдвоём с Мишей. Он молча курил с задумчивым видом, а я любовался падающим снегом, который игриво отражался в свете фонарей.
На меня напала ностальгия по беззаботному детству, когда все твои проблемы — это найти картонку, чтобы съехать с горки. Более тебя вечерним зимним вечером ничего не волновало. Ну, разве что ещё мог напугать отец с ремнём, разгневанные тем, что ты слишком поздно вернулся домой.
— Вот скажи честно, — негромко начал Миша, докурив вторую сигарету. — Ты бы хотел стать Императором?
— Честно? — спросил я, не поворачивая головы.
— В этом и смысл. Не думай, это не провокация, мне действительно интересно.
— Я бы не хотел стать Императором ни в этой жизни, ни в какой-либо другой, — твёрдо заявил я, ведь это было правдой.
— Почему? — Миша заметно удивился. — Власть, возможности, деньги — этого хотят все.
— Становясь правителем такого уровня, человек выбирает, на какой стул сесть. Ты либо будешь наслаждаться жизнью и войдёшь в историю конченым мудаком, либо будешь работать двадцать четыре на семь на благо Родины всю оставшуюся жизнь. А на эту самую жизнь времени не останется.