Слева от него в центре сели Пейтоны, прямо напротив Джареда Кертина. Рядом с ними занял место Джим Макмэй, юрист-судебник из Хаттисберга, ведущий четыре дела со смертельным исходом, все из Баумора. Макмэй сколотил состояние на судах с производителями таблеток для похудения на основе «фен-фена» и участвовал в нескольких конференциях по мирному урегулированию коллективных исков. К нему присоединился юрист из Галфпорта с похожим послужным списком. Другие кресла заняли миссисипские юристы, ведущие дела жителей Баумора. Ребят с коллективными исками оттеснили на задний план. Стерлинг Бинц высказал возмущение по поводу размещения в зале, а Уэс злобно приказал ему заткнуться. Когда мясники соответствующим образом на это отреагировали, Джаред Кертин объявил, что коллективные иски отнюдь не входят в список приоритетов «Крейн», а если Бинц надеется получить хоть десять центов, то ему лучше молчать и не вмешиваться в процесс.
— Здесь вам не Филадельфия, — сказал судья Розенталь. — Это телохранители или юристы?
— И то, и другое! — рявкнул Бинц.
— Следите за их поведением.
Бинц сел, бормоча проклятия.
На часах было лишь 10 утра, а Уэс уже ощущал дикую усталость. Но его жена была готова приступить к делу.
Три часа они без перерыва шуршат бумагами. Судья Розенталь распределял поступавшие от юристов документы, копировал их в соседнем кабинете, просматривал и классифицировал в соответствии с только что созданным судебным рейтингом: дела со смертельным исходом были отнесены к первому классу, с подтвержденным диагнозом заболевания раком — ко второму, а все остальные — к третьему.
Случилась заминка, когда Мэри-Грейс предложила поставить дело Дженет Бейкер первым в списке приоритетов и, следовательно, выдать ей больше денег, поскольку она фактически добралась до суда. «Но почему она заслуживает больше, чем истцы по другим делам со смертельными исходами?» — возразил один из судебных юристов.
— Потому что она отправилась в суд, — парировала Мэри-Грейс, метнув на него яростный взгляд. Другими словами, юристы Бейкер не побоялись бросить вызов «Крейн», в то время как все остальные сидели на месте и лишь наблюдали. За несколько месяцев до начала процесса Пейтоны обратились по крайней мере к пяти другим юристам-судебникам из присутствующих, включая Джима Макмэя, практически умоляя их о помощи. Но им все отказали.
— Мы признаем, что дело Бейкер стоит больше, — сказал Джаред Кертин. — Откровенно говоря, я просто не могу оставить без внимания вердикт на 41 миллион долларов.
И впервые за несколько лет Мэри-Грейс искренне улыбнулась ему. Она готова была заключить его в объятия.
В час дня они разошлись на двухчасовой обед. Пейтоны и Джим Макмэй укромно устроились в углу отельного ресторана и попытались проанализировать ход встречи. Хотя они и согласились принять в ней участие, их волновал вопрос реальных намерений «Крейн». Действительно ли за всем стояло желание заключить мировое соглашение? Или это был способ отвлечь внимание от реального положения дел в компании?
Тот факт, что национальные бизнес-издания знали так много о секретных мировых переговорах, наводил юристов на подозрения. Однако до сих пор мистер Кертин всеми силами пытался доказать, что приехал сюда не просто так. На лицах парней из «Крейн» и страховщиков не было и тени улыбки, а это, вероятно, говорило о том, что они собирались расстаться со своими деньгами.
В 15.00 в Нью-Йорке Карл Трюдо обмолвился о том, что переговоры в Миссисипи идут хорошо. «Крейн» была оптимистично настроена по поводу мирового соглашения.
В конце недели на закрытии торгов цена ее акций составила 16,5 доллара, поднявшись на 4 доллара.
В 15.00 в Хаттисберге участники переговоров вновь заняли свои места и судья Розенталь опять запустил бумажную мельницу. Три часа спустя были завершены предварительные расчеты. На столе были собраны иски от 704 человек. Шестьдесят восемь умерли от рака, в чем их семьи обвиняли «Крейн». Сто сорок три болели раком сейчас. Остальные страдали от менее серьезных заболеваний и недугов, которые предположительно были вызваны употреблением зараженной питьевой воды с насосной станции Баумора.
Судья Розенталь поздравил обе стороны с окончанием тяжелого, но продуктивного дня и отложил дальнейшее разбирательство до 9.00 в субботу.
Уэс и Мэри-Грейс поехали прямо в офис, чтобы сообщить последние новости остальным сотрудникам фирмы. Шерман провел весь день на переговорах вместе с ними и поделился собственными впечатлениями. Они сошлись на том, что Джаред Кертин вернулся в Хаттисберг с целью уладить судебные дела в Бауморе и, судя по всему, его клиент хотел именно этого. Уэс все же заметил, что праздновать победу еще рано. Пока они только обозначили стороны, участвующие в процессе. А первый доллар и близко не показывался.
Мэк и Лайза уговорили их сходить в кино. Где-то на середине сеанса, начавшегося в восемь часов, Уэс задремал, а Мэри-Грейс пустым взглядом смотрела в экран, механически поедая поп-корн и считая в уме, сколько стоили услуги врачей, боль и страдания, потеря друзей, потеря зарплаты, потеря всего. Она и мысли не допускала о том, чтобы подсчитать гонорары юристов.
В субботу за столом оказалось уже меньше людей в пиджаках и галстуках. Даже судья Розенталь выглядел неофициально в черной рубашке поло под спортивной курткой. Когда неугомонные юристы наконец расселись и наступила тишина, он произнес приятным глубоким голосом, который звучал не на одном процессе: