– Лады. До встречи.

– Если не заочкуешь, – зло прошипел Славка.

И мы разошлись.

На следующее утро я взял заранее приготовленный школьный портфель и вышел из дома. Август выдался жарким, в прериях пахло терпкой горячей травой, пылью и креозотом от разогретых шпал железной дороги. Душный ветер шелестел в листьях молодых невысоких березок.

Они ждали меня на поляне: собрались кучкой у дальнего края, негромко переговаривались о чем-то, напряженные и, мне показалось, немного испуганные – Славка, Рыжий, Груздь и еще четверо знакомых и незнакомых мне пацанов. Увидели меня и уставились.

– Ты чего с чемоданом? – спросил Славка.

– В библиотеку потом пойду, книжки сдать, – ответил я.

– Ты еще дойди туда, – зло буркнул он.

Я бросил портфель у кромки травы и повернулся к ним. Они расступились широким полукругом. Славка вышел вперед и встал напротив меня, сопя и глядя исподлобья.

– Ну? – сказал я.

Он задрал ногу и пнул, целя в живот. Я легко поймал его за пятку, шагнул, подсек, толкнул и опрокинул спиной на утоптанную пыльную землю. Он тут же вскочил, будто подброшенная пружиной шутиха, и налетел на меня яростным ураганом мелькающих кулаков. Мне удалось сразу перехватить его правое запястье, но сделать полноценный захват не получилось, а Славка принялся свирепо молотить меня левой – в челюсть, по лбу, в висок, мы крутились в пыли, пыхтя и топчась, он вертелся, не давая себя поймать, стараясь вырвать правую руку, тонкая ткань его майки растягивалась и ползла, не позволяла ухватиться надежно, пальцы скользили по потной шее, а мое правое ухо горело и распухло как будто вдвое от пары точных и жестких ударов. Я дернул его на себя, схватил за ремень на пояснице и бросил через бедро, вложив в движение всю начинавшую прорываться злость. Прием вышел практически эталонным, амплитудным и мощным. Славка впечатался спиной в землю так, что загудело под ногами, задохнулся, закашлялся, а я упал на него сверху, пытаясь вытянуть руку на болевой. Он надсадно кашлял, плевался пылью, отмахивался и снова пребольно попал мне по уху, и тогда я прижал его грудь коленом и ударил кулаком в лицо, раз и два. Яркая кровь прочертила дорожки по испачканному лицу.

– Сдаешься?! – закричал я. – Сдаешься?!

Он ничего не ответил, но сопротивляться перестал: просто лежал, тяжело дыша, и шмыгал разбитым носом.

Я встал и отошел в сторону. Славка сел, сгорбившись и не глядя на меня. Я подошел туда, где бросил портфель, стал чистить рубашку и брюки, и тут услышал у себя за спиной негромкое:

– Рыжий, а ну-ка дай финкорез.

Я обернулся.

Майка у него была порвана и свисала с тощих плеч как веревка у бурлака, по лицу размазались алая кровь и серая грязь, лицо застыло в каком-то незнакомом, чужом выражении, а в сузившихся глазах темнела беспощадная, злая решимость. Он смотрел на меня и протягивал руку в сторону Рыжего. Тот полез в карман потрепанного отцовского пиджака.

– Рыжий, не вздумай, – спокойно предупредил я.

– Давай, я сказал! – прикрикнул Славка.

Рыжий как-то сник, засуетился руками и вытащил из кармана настоящую бандитскую финку, с хищно загнутым лезвием-«щучкой» и наборной рукояткой из разноцветной пластмассы и оргстекла. Славка схватил нож и набычился, раздувая ноздри.