Мы все ошарашены. Наш безмолвный шок прерывает лишь миниатюрная девушка в зеленом комбинезоне, которая никак не может перестать плакать. Никто не подходит к ней и не утешает. Кажется, мы обречены на этот новый неожиданный ярлык.

― Как я могу быть Аномалией? Я очень популярна, ― выдает она между всхлипами, не понимая, что говорит ерунду. Она сворачивается клубочком на земле и кричит так сильно, что кажется, ее вот-вот вырвет.

― Это не зависит от популярности, Микаэла. Разве ты не знаешь свою историю? ― бормочет парень в тусклой оливково-зеленой спецовке, он бережно обнимает девушку, окружая ее своим большим телом. Я восхищаюсь, как он мгновенно утешает ее, будто спасает раненую птичку. Это парень с квадратной челюстью тоже Аномалия, но он, прежде всего, беспокоится не о себе, а о ней. Самоотверженный поступок. Они оба из Общины Экосистемы и практически сливаются с окружающей средой. Две маленькие темные фигуры замаскированы зеленой одеждой под высокую траву.

― Человек, с которым ты должна была быть запечатлена, скорее всего мертв. Поэтому ты здесь. Поэтому мы все здесь. У нас нет партнера. Мы одиночки. Мы ни с кем не связаны, ― говорит он, указывая на остальную часть нашей разношерстной группы.

― Но так нечестно, Дженезис!

― Жизнь несправедлива, ― сразу же отвечает Дженезис тихим голосом, поэтому нам приходится напрячься, чтобы услышать его. У него широкие плечи и тело, как у человека, который провел свои юношеские годы, работая в поле. Я смотрю, как Дженезис пинает носом ботинка траву, пока земля не переворачивается, оголяя темную грязь, и замечаю почти неприметное подергивание в уголке его миндалевидного глаза. Он выглядит так, будто вот-вот заплачет, но со всех сил пытается оставаться сильным. Экосистема ― самая эмоциональная община; и Микаэла, и Дженезис сразу дают волю эмоциям, пока все остальные еще не осознают, что произошло. Я им завидую. Хочу злиться, кричать и плакать. Но вместо этого я стою молча и смотрю себе под ноги.

Я не хочу знать этих людей. Они Аномалии.

― Это не то, что должно было произойти, ― продолжает Микаэла. ― Что скажут мои родители?

Я думаю о своем отце. Что я скажу ему? И будет ли у меня возможность поговорить с ним в принципе? Я больше не уверена в своем будущем. Глубоко вдыхаю, пытаясь контролировать свой страх. Закрываю глаза и представляю, что я плыву. Ритмично гребу руками. Задерживаю дыхание на десять, двадцать, тридцать секунд. Представляю, что я под водой гонюсь за косяком синеполосых окуней. Окружена желтыми и голубыми рыбами, заплывая и выплывая из ярких кораллов. Я… я… я открываю глаза. Я сижу неизвестно где, переосмысливая свою жизнь.

Я ― Аномалия. Неожиданно выдыхаю и начинаю все осознавать.

― Вам не о чем беспокоиться, ― говорит Клаудия Дюрант. Она не поднимает глаз от своего планшета и выжимает из себя улыбку, не переставая печатать. ― девяносто процентов Аномалий быстро запечатляют и возвращают в общество.

Прежде, чем мы успеваем задать вопрос о том, что происходит с остальными десятью процентами, Клаудия Дюрант, наконец, смотрит на нас, как будто мы запоздалая мысль этого дня.