— Я — тьма.

Он нежно поцеловал ее.

— Я живу ею, я дышу ею, я и есть она. Для меня нет ни искупления, ни эмоций, ничего. Ничего, кроме тебя. Ты — луна для моей темной ночи, flamma. Ты единственная вещь в этом черном небе, которая может процветать, когда я поглощаю все остальное целиком. Звезды не существуют в этом пространстве. Только ты и я. Тебе нужно, чтобы я светился, а мне нужно, чтобы ты существовала. Все просто.

В ее глазах стояли слезы. Иногда этот человек, будучи безэмоциональным ублюдком, говорил самые прекрасные вещи.

— Это было прекрасно, — сказала она ему, и теплое сияние наполнило ее.

То, как он видел ее, было прекрасно, то, как он был с ней, было прекрасно. Он прильнул ртом к ее уху, положив игрушку со льдом, о которой она забыла, к ее бедру.

— А теперь позволь мне приложить лед к этой больной киске.

Не успела она и глазом моргнуть от внезапной перемены разговора, как ледяной фаллоимитатор оказался на ее киске.

— Черт, как холодно! — воскликнула она, пытаясь подняться и отодвинуться от него, когда что-то твердое ударило ее по голове.

Она наклонила шею и увидела его твердый, покрытый венами, пронзенный член на одном уровне с ее ртом, под таким углом он казался еще массивнее. Даже измотанная и измученная, ее стенки сжались.

Лед нежно тер ее, от губ до клитора, вверх и вниз, тая от тепла ее кожи и смазывая ее не только своими соками.

Она удивилась, как его рука не горит от того, что он так долго держит ее, и подумала, что, учитывая его склонность к огню, возможно, он не совсем против этих ощущений.

— Осторожнее, — предупредила она его, не будучи уверенной, что это касается его руки, ее киски или ее рта, но увидела, как он слегка дрогнул губами.

— Расслабься для меня, — уговаривал он, и она расслабила и челюсти, и мышцы.

А затем, с двух сторон, он вошел в нее. Медленно. Холодный, ледяной дилдо проник в нее с одного конца, от холода ей захотелось замерзнуть, но ощущения не были похожи ни на какие другие, которые она когда-либо испытывала за всю свою сексуальную жизнь.

Горячий, тяжелый член проник в нее с другого конца, медленно взяв ее рот, чтобы не поранить ее своим размером или металлом.

Холод и жар, обжигающие ее с двух сторон, были настолько интенсивными, потусторонними ощущениями, что она даже не могла осознать, что происходит в ее теле.

Ее соски затвердели и болели, груди были тяжелыми и требовали внимания, кожа покрылась мурашками, а позвоночник выгнулся дугой, чтобы успеть за всеми смешанными сигналами, которые мозг посылал ее плоти.

Он вытащил и себя, и лед одновременно, заставив ее сделать огромный вдох, прежде чем она снова погрузилась в него, с обеих сторон.

Стон в ее горле застрял, заглушенный его членом, пирсинг его лестницы натер крышу ее рта так, что слюна собралась во рту. С другой стороны, лед продолжал быстро входить и выходить из нее, жар ее стен одновременно плавил его и лепил вокруг него.