Делопроизводитель откинулся назад и заливисто засмеялся. Идеальный его пробор слегка растрепался.
– Скажете тоже! C'est ridicule! Из господина Громыкина клещами нужно всё вытаскивать, а тут такие унизительные угрозы. Никак нет. Подробности я узнаю у приятеля. Секретарь начальника полиции – славный малый.
– Да уж. Славнее не придумаешь, тайны начальства выдаёт направо и налево, – усомнилась госпожа Ростоцкая.
– Ну что же Вы так, милая Анна Николаевна, меня величаете? – упрекнул её товарищ. – Во-первых, я не абы кто, а делопроизводитель сыскного отделения. Во-вторых, я Вам по секрету рассказываю. Чтобы Вы были готовы к разного рода эксцессам. Ну, если Вам неинтересно, могу молчать.
Господин Самолётов обиженно сложил пухлые губы трубочкой и, правда, замолчал. Библейские глаза его стали совсем грустными. Анхен пожала плечами – как Вам будет угодно. Наконец экипаж остановился у живописного дома красноватого оттенка. Художница задрала голову, пытаясь запомнить узорчатый декор и многочисленные детали – вечером зарисует по памяти.
– Полицейское управление? По какому же делу я вам понадобился, сударь? – спросил адвокат – мужчина в летах, выходя к ним в переднюю в шёлковом халате, накинутом на домашний костюм. – Сударыня, моё почтение.
– Вы изволили отправить сию записку вчера в посёлок Хитряево господину Колбинскому? – спросил в ответ Иван Филаретович, протягивая письмо хозяину.
– Я, – сказал господин Цветков, принимая послание. – А в чём собственно дело? Впрочем, что же я держу вас у дверей. Прошу ко мне в кабинет.
Адвокат развернулся и повёл их за собой. В комнате с тяжёлыми пурпурными шторами и помпезным камином Анхен не удержалась и прикоснулась к массивным деревянным панелям, коими были обшиты и стены, и даже полоток. Хозяин усадил их на тёмно-красный диван, сам же расположился в кресле. Мебель была новая и такая мягкая, что Ростоцкая слегка в ней провалилась.
– Иван Дмитриевич Колбинский был убит третьего дня в своём доме в Хитряево. Мы ведём расследование сего преступления. Вопрос к Вам один, Клим Иванович. Какую консультацию запросил у Вас убитый? – чётко, как будто разговаривал с младенцем, произнёс господин Самолётов.
– Ах, Бог мой, как же так? Ведь недавно виделись, – деланно огорчился господин Цветков и тут же добавил. – К сожалению, я не могу выдать вам сию тайну.
– Отчего же? – удивился Иван Филаретович.
– Понимаете ли, в чём дело, мы, адвокаты, как священники – должны блюсти тайну исповеди.
– Господин Колбинский убит. Понимаете ли Вы сие? – возмутился господин Самолётов, вставая.
– Даже если клиент мёртв, я не имею права раскрывать его тайны. Не обессудьте, – ответил адвокат, вставая вслед за делопроизводителем.
Анхен ничего не оставалось, как тоже встать. Она прикоснулась к руке господина Цветкова – теперь уже не невольно, а намерено – и через пару секунд художница увидела всё тот же парадный кабинет, весь в дереве и шёлке, только за день до происшествия.