полечить, а то так тебя ни один мужик не выдержит.

Холодные, злые слова, хлестали Веронику как пощечины.

« Даже на войне побежденных не бьют, зачем же он так со мной, когда и так больно?» А

еще: «Что же теперь делать, я так виновата перед Лейлой. Может, поэтому я ее больше не

вижу? Может, ее наказали из-за меня? Или я и вправду больная шизофреничка, и мне пора

к доктору?»

Высвободившись из его рук, она встала и пошла к двери. Сначала медленно, потом

быстрее. Схватив сумочку в прихожей, она рванула дверь на себя и побежала, как будто за

ней кто-то гнался, внизу оступилась и чуть не упала. Резко заболел живот. Она медленно

осела на ступеньку, пытаясь убаюкать боль, и почувствовала, как заворочался ребенок.

«Не бойся, все будет хорошо, я не дам тебя в обиду», - прошептала она и заплакала.

Никогда еще в жизни Вероника так не плакала, даже в детстве, даже на похоронах

любимой Були. Слезы прорвались водопадом, казалось, они фонтаном били из глаз и даже

из носа, вырывались рыданиями из горла. Но так же внезапно, как они начались, так же

резко и закончились, оставив в сердце пустоту и ощущение усталости, выхолощенности.

Наверху раздался стук то ли закрываемой, то ли открываемой двери. Нужно идти,

подумала она. Вдруг это Данил, или Татьяна. Их она сейчас хотела видеть меньше всего на

свете. Не хотелось видеть вообще никого. Забиться бы куда-нибудь в норку и отлежаться,

чтобы никто не нашел. Чтобы прийти в себя, стать опять человеком, а не подобием

смертельно раненного, воющего животного. Один выход – бежать ото всех. Но куда? Да