Наташа сделала строгое лицо, показывая тем самым, как она на меня сердится, и сказала сердитым голосом:

– Идемте, сударь.

Я заглянул ей в глаза и увидел, что в их глубине пляшут веселые чертики.

– Не притворяйся, я же вижу, что тебе приятно, красотка.

– Ты просто невыносим, Сережка, – и на ее губах появилась лукавая улыбка. – Как был в детстве вредным, таким и остался.

Как я и думал, Алексей Станиславович Луговицкий оказался совсем не рад моему появлению, а особенно, когда понял, что мне известно об их ячейке. Это был высокий, чуть сутуловатый, молодым человеком с приятным лицом. Чуть вьющиеся волосы и правильные черты лица вполне могли привлечь женщину и опытнее Наташи. Когда он узнал, кто перед ним, то растерялся, но Наташа не замечала ни его замешательства, ни его укоризненных взглядов, пытаясь понять по моему выражению лица, какое впечатление произвел на меня ее сердечный друг.

Еще когда мы подходили к группе, я бросил несколько взглядов на людей, входивших в состав рабочей ячейки, и удивился, насколько она разнородна. Молоденькая еврейка, трое или четверо студентов, полтора десятка фабричных рабочих мужчин и женщин самого разного возраста. До того, как мы подошли, все они внимательно слушали молодого рыжего человека в пенсне, похожего на клерка, но стоило нам приблизиться, как сразу разбились на маленькие группки людей, принявшихся делать вид, что пришли сюда только ради природы и свежего воздуха.

«Наивны, как малые дети», – подумал я, наблюдая за их маневрами.

Стоило мне представиться при знакомстве с Алексеем офицером в отставке, как я увидел недоверие и настороженность в глазах революционеров. Луговицкий побледнел и неловко улыбаясь, предложил нам отойти в сторону. Наш разговор с самого начала был принужденным и скомканным. Сестра, по своей наивности, все никак не могла понять, что только что подорвала доверие соратников к Луговицкому и теперь боялась, что этот сухой и неловкий разговор означает неприязнь между братом и милым ее сердцу другом.

Мне он был безразличен, но так как он имел определенное влияние на сестру, то существовала опасность, что он может втянуть сестру в свои политические игры. Именно этого мне хотелось избежать, для чего нужно было понять, что он за человек.

– Так вы изволите служить по почтовому ведомству, Алексей Станиславович?

– Не совсем так, Сергей Александрович. Я инженер-телеграфист. И у меня бронь.

Я усмехнулся про себя, так как его последняя фраза прозвучала как оправдание перед офицером-фронтовиком.

– Сестра хорошо отзывается о вас.

– Мне приятно это слышать. Надеюсь и у вас сложится такое же мнение.

– Тогда объясните, что привело вас к революционерам?

– Почему вы решили, что я революционер? – при этом он инстинктивно понизил голос.

– Знаю, но вы мне так и не ответили на вопрос.

– Извините, а при чем здесь мои политические взгляды? Не вижу связи.

– Да вы не волнуйтесь так. У меня нет симпатий и антипатий к различным политическим движениям, а значит, и нет предвзятости. По крайней мере, мне так кажется.