– Ага, возле деканата. Гоблина искал, она там тоже отиралась. Зачеты, что ли, сдает.

– Да, закрывает зимнюю сессию, – задумчиво бормочу я.

Когда я отвез Ангела домой, а за поцелуй она влепила мне очередную пощечину, я принял решение последовать ее совету. Перестать преследовать. Перестать думать. Перестать… любить. Другая бы уже отхватила за то, что распускает руки, но Ангелу я прощаю все. Потому что отказаться от любви к ней – это выше моих сил. Я не знаю, что будет между нами дальше, но в тот день, когда она сбежала – судя по тому, что вышла только с ключами и кошельком – из дома отца, я пообещал себе оставить ее в покое. Только вот как, если сердце, как дурное, заходится только при мысли о том, что мы в одном здании?

Артур перепрыгивает на тему дипломов, и мы обсуждаем дебилизм его научного руководителя Зиновьева по прозвищу “Гоблин”. Так мы доходим до аудитории, где расходимся, потому что Артур идет представлять свой проект диплома руководителю, а я топаю дальше, чтобы найти своего.

Быстро расправившись с делами, направляюсь назад к машине, по дороге переписываясь с  Герычем и договариваясь о вечерней тренировке по боксу. Слышу громкое “Ах!” и поднимаю голову как раз в тот момент, когда Ангел, сталкивается с каким-то чуваком и отлетает в сторону. Будь она здорова, едва пошатнулась бы, но ее впечатывает спиной в стену и она съезжает по ней вниз, приземляясь на задницу.

– Твою мать, – шепчу и, на автомате сунув телефон в карман, бросаюсь к Геле. – Отошел от нее! – рявкаю на чувака, который уже склонился, чтобы помочь. Он мог бы поднять ее, но сделает это наверняка рывком, а это ей противопоказано.

Чувак, глянув на меня, отскакивает от Гели, как от огня, а я тут же склоняюсь над ней. Она пытается встать, но безуспешно. Слышу, как тяжело она дышит, и вижу стоящие в глазах слезы.

– Тихо-тихо, – приговариваю, беря ее под мышки и медленно помогая выпрямиться. Геля роняет трость. – Стой так, – прислоняю к стене и подаю трость.

– Спасибо, – тихонько всхлипывает она.

Я загораживаю ее собой, чтобы никто не видел момент ее слабости. Знаю, что Ангел не любит демонстрировать чувства на публике. Она быстро вытирает ладонями влажные от слез щеки и смаргивает новую порцию. Пытается одной рукой шарить в сумочке, и я перехватываю ее трость, второй рукой обнимая за талию, давая опору. Геля достает из сумочки салфетку и быстро вытирает глаза и щеки. Дует на них, выпятив нижнюю губу, и я не удерживаюсь. Подаюсь немного вперед и тоже начинаю медленно дуть на ее глаза. Ангел судорожно выдыхает.

– Поехали, отвезу тебя домой, – произношу тихо, но даже в гомоне студентов она слышит меня и легонько качает головой.

– У меня консультация по экзамену.

– Давай провожу до аудитории.

– Я сама дойду. В смысле с Агатой, она сейчас должна подойти.

Наклоняюсь еще ближе и провожу носом по ее щеке, втягивая аромат Ангела. Знаю, что пользуюсь положением, но ничего не могу с собой поделать.

– Я так скучаю, Ангел, просто пиздец, – шепчу ей на ухо, и от моего дыхания мелкие волоски, не собранные в хвост, колышутся.

– Мне… пора, – выдавливает она из себя тихо.

Еще секунду простояв так, вручаю ей трость и заставляю себя оторваться от Ангелины, чтобы свалить. Не смотрю на нее, иначе не смогу уйти. Останусь тут с ней и снова начну навязывать свою заботу. Но раз моя помощь – и я сам – ей не нужны, значит, настало время откланяться.

Вечером после тренировки я еду не домой. Придурок, знаю. Но дистанцироваться от Ангела – это как оторвать себе руку. Или отпилить ржавым ножом.

Паркуюсь возле соседнего с ее домом, выхожу и, присев на качели на детской площадке, закуриваю, глядя на ее окна. Можно было бы зайти к ней, если бы не псы ее отца, которые дежурят тут практически круглосуточно. На тренировке Герыч сказал, что его парни проследили за ее домом и выяснили, что Полкан поставил охрану, которая отлучается только когда сама Геля уезжает из дома. Сопровождают ее повсюду. Кроме, судя по всему, универа. Там она была одна.