Ангел

– Ангел, – начинает он на середине пути.

– Молчи, – перебиваю.

– Я должен извиниться.

– Молчи! – рычу громче. – Я ничего не хочу слышать!

– Ты можешь сама помолчать минуту?! – срывается он.

– Нет! – кричу. – Не хочу ничего слушать! Не сейчас!

Дима лупит ладонями по рулю, а потом приоткрывает свое окно, вставляет в губы сигарету, но, словно опомнившись, со злостью вышвыривает ее.

Остаток пути мы едем молча. Припарковавшись у моего подъезда, он рявкает “сиди” и выходит из машины. Достает с заднего сиденья мою трость, а потом открывает мою дверь. Его настроение и выражение лица так сильно контрастируют с тем, как нежно и аккуратно он ко мне прикасается, что это сбивает с толку. Веди он себя грубо, мне было бы проще послать его. Но эти ласковые прикосновения, забота, которую он проявляет, сбивают меня с толку, и я даже не упираюсь, когда он заводит меня в подъезд и вызывает лифт, придерживая меня за талию. Бережно придерживая. Меня это убивает и в то же самое время воскрешает.

Пока поднимаемся в лифте, я стараюсь не дышать. Тесное пространство кабины быстро заполняется присущим только Демону ароматом. Его энергетика душит меня, подчиняет, нагоняет в голову туман, который мне сейчас совсем ни к чему.

У квартиры Дима придерживает меня, пока я отпираю дверь. Но не открываю ее, потому что он должен уйти. Если Демон снова проникнет в мою квартиру, я сдамся. Разрыдаюсь и начну рассказывать, как сильно скучала, а это совершенно неуместно. Я же злюсь на него, черт подери!

– Ангел, – шепчет он мне на ухо, и я замираю. Рука Димы нежно скользит от моего локтя к талии, прочерчивает там огненные полосы, за которыми табуном следуют мурашки. Прикрываю глаза и давлю в себе стон удовольствия. – Я соскучился. Я так адски скучал по тебе.

– Спасибо, что подвез, – выдавливаю из себя, стараясь не реагировать на его слова. Хорошо, что он не слышит и не видит реакцию моего сердца. Глупого, наивного сердца, которое все еще считает его своим хозяином. – Тебе пора.

Его рука застывает на моей талии и слегка сжимает ткань. Дима берет меня за плечи и медленно, аккуратно разворачивает к себе лицом. Я не поднимаю взгляд, сверля его темную футболку в районе груди. Он склоняется, словно хочет поцеловать меня, а я отворачиваюсь. Губы мажут по щеке. Демон берет меня за подбородок и насильно заставляет посмотреть на него. Резко подается вперед и впечатывает свои губы в мои. Я растворяюсь в этом касании, но всего на мгновение. Вырвав голову из его хватки, поднимаю руку и припечатываю по щеке. Сжав челюсти, Демон сверлит меня взглядом.

– Хватит, – произношу, но в конце голос срывается. – Хватит меня преследовать. Хватит ходить за мной. Все, нет больше Ангела. По крайней мере, не для тебя.

Еще секунду мы сражаемся взглядами, а потом Демон, рявкнув “блядь!”, лупит по двери за моей спиной и, оттолкнувшись от нее, разворачивается и сбегает по ступенькам.  Дрожащей рукой  нащупываю дверную ручку, открываю дверь и захожу в квартиру. Уговариваю себя дотерпеть до гостиной, а там уже укладываюсь на диван и, укрывшись пледом, рыдаю от души.

В пятницу вечером водитель папы везет меня в театр, где в рамках городского конкурса выступает моя труппа. Я так долго избегала их всех, кроме Агаты и Макса, что, входя в здание театра, волнуюсь, словно сама сегодня танцую на сцене. Наша хореограф Алина Герц выбила мне билет в третьем ряду с краю, чтобы я могла беспрепятственно занять свое место.

Когда начинается выступление, по моему телу рассыпаются крупные мурашки, а в глазах скапливаются слезы. Ребята отрабатывают программу на тысячу процентов из ста. Единственный раз я замираю, когда танцовщицы подбираются слишком близко к краю сцены. Я до сих пор помню ощущения при падении. Это адски больно и невероятно обидно.

После выступления труппы прохожу за кулисы, где меня тут же подхватывает радостный вихрь танцоров. Они спрашивают о моем здоровье, о впечатлении от выступления, было ли видно косяки и как скоро я вернусь. Напитавшись положительными эмоциями, я выхожу на улицу, чтобы поехать домой, когда рядом со мной становится Агата.

– Ты какая-то невеселая сегодня, – озвучиваю очевидное. – Улыбку на сцене тянула так, словно тебе приходилось сильно преодолевать себя. Что-то случилось?