238

Мнение Проферансова о научной фантастике схоже с мыслями, высказанными Синявским во время пребывания в Дубровлаге. В одном из своих писем он пишет (и видели бы вы, с каким презрением) о современной моде на научную фантастику в популярных журналах. Несмотря на его серьезный интерес и знание жанра, что очевидно по статьям, написанным до ареста, он возражает против того, что фантастика, как ему кажется, посягает на традиционную русскую культуру и сказку, в частности. Теперь, по его словам, такие сказочные персонажи, как Баба-Яга, объясняются как пришельцы из космоса. Для Синявского «объяснять повороты собственной культуры результатом внешнего постороннего вмешательства как-то неуважительно к этой культуре; все чудесные секреты переписаны в индустриальном стиле и сами по себе бесполезны» [Синявский 2002: 375–376].

239

Иначе излагая эту мысль, Синявский говорил в более позднем интервью: «Я вполне вижу своего любимого Маяковского или не очень любимого Солженицына на экране телевизора, но я не могу представить, что бы делал Мандельштам в телевизионной студии. “Бессонница. Гомер. Тугие паруса…” Дать эти божественные строки толпе, чтобы она разорвала их на части? Дать это массам? Это не для всех!» [Синявский 2001б: 131].

240

Ласковое имя «Дезик», которым Бальзанов был прозван дома и за которое его дразнили дети во дворе, тем более, когда у соседей появилась собака по кличке Дезка, также было именем, которым Синявского называла мать (в беседе с Марьей Васильевной, Фонтене-о-Роз, 2006). Воспоминания Бальзанова о том, что его дразнили за то, что он «другой», почти точно совпадают с собственными воспоминаниями Синявского. В литературных кругах имя Синявского воспринимали как звучащее на иностранном языке и заставляющее задуматься: «не изучал ли я русскую литературу со злым умыслом, не было ли тут какой-то интриги?» [Терц 1998: 103].

241

Е. А. Синявский пишет по-французски под псевдонимом Егор Гран по фамилии жены.

242

Французский романист голландского происхождения Ж. К. Гюисманс (1848–1907), который был последовательно реалистом, декадентом и мистиком-символистом, жил в Фонтене-о-Роз в 1881 году и описал его в романе «Наоборот».

243

Саша Супермен, или Супер, всегдашний помощник Бальзанова, имеет реальный прототип. Саша Суриков, для Синявских «Супер», – молодой ученый, который во многом помогал Марье Васильевне и когда Синявский сидел в лагере, и позднее в Париже, ухаживая за ним незадолго до кончины.

244

Ср.: «Нет, – говорит сказка, – неправда, неправильно. Все это вам кажется <…> Чудесное, случается, вносит объяснение в нашу среду, где все – в собственном смысле – лишено логики, безвыходно, отвратительно и уму непостижимо. И то, что, вчера представлялось, не в праве существовать, получает санкцию сказки…» [Терц 1992, 2, 504–505]. В «Кошкином доме» у Синявского сказка на самом деле спасает человеку жизнь. Колымский лагерь не впускает Генку Темина (это реальный зэк Геннадий Михайлович Темин, знакомый Синявского [Синявский 2004, 2: 206–207, 210]). Этап пригнали издалека, и на жгучем морозе он неизбежно бы умер. Темин начинает молиться и вдруг слышит по лагерным громкоговорителям «сказку Пушкина о рыбаке и рыбке». В сознании Темина его мольба сливалась с голосом старика-рыбака: «Смилуйся, государыня рыбка…». И вдруг его впускают в лагерь. Тут прямая связь между тем, как Пушкин спас Генку Темина своей сказкой и как повесть о Пушкине спасла Синявского в лагере [Терц 1998: 94].

245

Такой увидели Синявские Москву лета 1992 года: «Мы были в ужасе. Было ощущение, что вернулись военные годы нашей юности» [Siniavskii 1997: 30–31].

246

Синявский перечитывал Андерсена в лагере [Синявский 2004, 1: 346–347].

247