1510
Примечательно, что в той же сдаточной описи 1932 г. «Ракурс к дневнику», значительная часть которого написана ретроспективно, характеризуется как «биографический материал, занесенный для автобиографии-дневника („труды и дни“), обнимающий эпоху 1899–1931 годов. 300 стр.» (РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 104).
1511
Письмо от 2 ноября — 1 декабря 1919 г.
1512
Письмо от 11 марта 1925 г.
1513
Письмо от 18 марта 1926 г.
1514
Мы не учитываем здесь пространные дневники природы, которые Белый вел в 1920‐е, нуждающиеся в отдельном исследовании (см., напр.: РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 99), а также многочисленные автобиографические своды, в том числе записи регистрационного характера, специфика которых определена А. В. Лавровым и Дж. Малмстадом (см.:
1515
1516
См. их описание в прим. А. В. Лаврова и Дж. Малмстада к «Ракурсу к дневнику»: сохранились две тетради дневниковых заметок Белого за 1899 г. — за апрель — май (РО РНБ. Ф. 60. Ед. хр. 10, 15 лл.) и за май — декабрь (ОР РГБ. Ф. 25. Карт. 1. Ед. хр. 5, 142 лл.) и «три тетради его дневниковых аналитических заметок», относящихся к апрелю — ноябрю 1901 года («Апрель, май 1901 года. 1. Ответ „отцам“. 2. „О безумии“ (ряд афоризмов). 3. Ницше (ряд психологических набросков)» (ОР РГБ. Ф. 25. Карт. 1. Ед. хр. 3, 92 лл.); «1. О Ницше. 2. О высшей мудрости. 3. Заметки об искусстве с точки зрения формы. 4. Два слова об идеях» (ОР РГБ. Там же. Ед. хр. 4, 141 лл.); «Афоризмы и лирические отрывки» (ОР РГБ. Ед. хр. 2, 79 лл.) (
1517
Юношеские дневниковые заметки Андрея Белого // Памятники культуры: Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология: Ежегодник 1979. Л.: Наука, 1980. С. 123–139 — фрагменты третьей тетради за 1901 г. Там же (с. 116–123) подробная характеристика всего комплекса юношеских дневников.
1518
Там же. С. 116.
1519
На мысль о возможном ведении записей, подобных «громадному критическому дневнику» 1896–1902 гг., наводит концепция рубрики «Дневник Мусагета», изложенная в письме В. И. Иванову от 9 января 1911 г. В нем обращают на себя внимание слова о возможном помещении в журнале «эмбрионов» статей. Этим же «термином» Белый будет впоследствии обозначать черновые наброски к будущим произведениям в «Кучинском дневнике» 1925–1931 гг. В этом плане особенно показательна предложенная Белым Иванову методика работы над материалом для этой рубрики. Белый описывает ее так, как будто она уже была опробована на собственном опыте: «Представь: Ты после разговора, Тебя взволновавшего, возбужден: Тебе еще не хочется спать; вдруг мысль Тебя осенила: как Ты должен был бы ответить только что ушедшему противнику. Ты подходишь к столу, заносишь блеснувшую мысль, как бы в Дневник, не стесняясь формой изложения и не думая, что вот нужно писать. Эти набросанные отрывки Ты посылаешь нам. <…> Или так: Ты видишь, что мог бы со временем написать такую-то статью, но знаешь, что за недосугом статьи не напишешь, а мог бы: и вот — Ты записываешь план неосуществленной статьи; это-то — что нам нужно в этом отделе. Или Тебе хочется написать 3–5–10 афоризмов. Присылай их нам. Конечно, были бы мы в восторге от интимной лирической статьи в 20 страниц, в 10 страниц для этого отдела; но если нет охоты писать, а есть желание сказать интимное — могут быть другие формы, неприемлемые в других органах, а нам-то и нужные. Вижу я уже в этом отделе и еще подотдел: „О чем говорят“. Схема записанного разговора, связанного с кругом тем Орфея, Логоса или Мусагета, где действующие лица фигурируют под А, В, С, нам важна: симптоматичны разговоры; симптоматичней статей. Отдел „О чем говорят“ (подотдел „Дневника“) в этом смысле важен. Знать, о чем говорят у Вас на Башне и у нас в Москве, важнее даже Москве и Петербургу, чем читать статьи говорящих авторов. Такова схема второго отдела» (Переписка Андрея Белого и Вячеслава Иванова (1904–1920). С. 75).