Я смотрю, как он смешива ет несколько сортов сыра.
Урожай инжира собран. Огромное дерево в глубине нашего сада в этом году так обильно плодоносило, что мы не смогли собрать все ягоды. Они валяются повсюду, с лопнувшей шкуркой, обнажающей пурпурную сердцевину, исклеванную птицами, и гниют. Темными листьями инжира мы выкладывали подносы для закусок; я потеряла счет инжирным пирогам, что мне пришлось испечь за эту осень. Я по-прежнему гуляю по утрам, но пейзаж изменился, воздух стал чище и прохладнее, а над виноградниками висит пелена тумана; оливки наконец почернели. Весь виноград собран вручную приезжими рабочими из Африки.
Однажды утром задумываюсь о том, как многолика сельская природа; окружающий пейзаж постоянно меняется, и за каждым поворотом дороги открываются новые восхитительные картины; это напоминает мне стеклянные шарики со снегом внутри, которые встряхиваешь — и глядишь, как снежинки рассыпаются и складываются в новые узоры. Во время прогулок обдумываю, что буду готовить сегодня, какие изменения внести в меню. Мои мысли витают вокруг картофельных ньокки, соуса с кусочками ягненка, салата из спельты и белых грибов со стружкой из черных трюфелей, на днях привезенных Марио. Из белых грибов можно сделать «шелковистый» соус для тальятелле. Наверное, нужно будет сварить еще минестроне, добавив в него пеполино — дикорастущий тимьян. Мы подаем
Отделите листья черной капусты от стеблей, опустите в кипящую подсоленную воду и отварите почти до готовности. Слейте воду и отожмите листья. Поджарьте на гриле кусочки деревенского хлеба, натрите чесноком с обеих сторон. Полейте гренки оливковым маслом первого отжима и разложите сверху капустные листья, посыпьте свежемолотым черным перцем и еще раз полейте маслом. Подавайте горячими.
Созрели каштаны. По всей Флоренции стоят жаровни, на которых их обжаривают и продают в кулечках из бумаги. Вито делится своим любимым способом приготовления каштанов: он отваривает их в скорлупе с фасолью сорта борлотти и небольшим количеством угля — по его утверждению, это помогает избавиться от кислого привкуса. Затем мякоть просто высасывают из скорлупы. Весь следующий месяц, говорит он (с грохотом доставая кастрюли из посудомоечной машины и развешивая на крюках над духовкой), каштаны будут есть во всех видах, и наконец наступит день, когда эти каштаны будут уже у всех в печенках. Еще он рассказывает, что в это время года кролики жиреют, потому что питаются каштановой мякотью, — и я мечтаю о вкусной крольчатине, взращенной на каштанах.
Однажды вечером убегаю с кухни в слезах — виной тому отчасти ПМС, отчасти выволочка, которую нам с Альваро устраивает Игнацио по поводу работы на воскресном обеде. (Джанфранко не было, Альваро напился, а я была вынуждена работать за двоих, и в результате Игнацио нам обоим всыпал по первое число за то, что мы не помогали Вито.) Сажусь на неприбранную кровать. Мне обидно оттого, что меня не понимают, не ценят, к тому же я ужасно устала, и вдруг раздается стук в дверь. Это Вито, он принес тарелку горячих каштанов. Чувствую себя ребенком и съедаю целую тарелку в темноте, дрожащими руками; мне сразу становится лучше.
Минимум раз в неделю во второй половине дня я сажусь на автобус и еду в Грев, прихватив мешок с грязным бельем. Я бесцельно брожу по улицам, разглядываю открытки в сувенирных магазинах, прислоняюсь к витрине знаменитой мясной лавки «Фалорни», выбираю сыр в магазине деликатесов и сижу с кружкой пива в кафе на главной площади. Однажды Вито вызывается поехать со мной. Мы гуляем по городу, по усыпанному падающими листьями мосту над темными стоячими водами, едим мороженое, за которое заплатил он, и почти не разговариваем. А потом Вито выкидывает совершенно невероятный крендель — спрашивает, не подарю ли я ему
С этого дня наши отношения меняются навсегда. На кухне он теперь никогда не смотрит на меня и не разговаривает со мной, и это продолжается до конца моего пребывания в Италии. Рассказываю Альваро о случившемся; ему это кажется забавным, но он почему-то никогда не задерживается на кухне, когда мы с Вито оказываемся там вместе и работаем молча, в атмосфере враждебности. Я жду удара в спину. Начинаю бояться оставаться с Вито наедине, особенно когда приходится относить очередную порцию испачканных тестом кастрюль ему в раковину. Он огрызается, матерится и с грохотом бросает кастрюли в раковину, вполне отчетливо бормоча, что его достал свинарник, который я вечно устраиваю со своими «долбаными пирогами».
Меня до смерти пугает агрессия в его голосе и жестах. Пугает до такой степени, что я сама начинаю мыть заляпанные шоколадом миски, кастрюли с пленкой заварного крема и липкие формы для выпечки, прежде чем отнести их на его территорию. На него это не производит впечатления, и он по-прежнему с презрением плюет в мою сторону. Наконец не нахожу другого выхода, кроме как рассказать обо всем Джанфранко. В отличие от Альваро, тот относится к делу серьезно, хотя я вижу, что этот случай для него — просто очередная досадная мелочь. Я тут же начинаю уверять его, что не так уж это страшно, хотя на самом деле это он сейчас должен меня успокаивать.
С тех пор ловлю себя на мысли, что украдкой считаю дни до окончания своего контракта. Дни становятся прохладнее, затем приходят настоящие холода, и клиентов приезжает все меньше. Джанфранко готовится к поездке на юг Италии — на охоту вместе с отцом Чинции. Помогать Игнацио будет мясник Пиньо; нас остается пятеро.
Каждую среду я сажусь на новую диету, которая длится до субботнего вечера, когда скука или усталость вынуждают меня искать утешение в еде. Разумеется, я набрала лишние килограммы, как добродушно (но тем не менее ужасно бестактно) замечает один приятель Джанфранко,
Мой замечательный Пьеро наведывается ко мне и на этот раз, но, к сожалению, не так часто. Однажды он ведет меня в апулийский[16] ресторан во Флоренции, специализирующийся на конине, и за порцией жирной салями, от которой меня чуть не выворачивает наизнанку, я храбро пытаюсь представить свою жизнь в положительном свете. С Пьеро мне это удается; рядом с ним, подальше от «Ла Кантинетты», я понимаю, как мне на самом деле повезло. И что, как и в прошлый раз, мое недовольство окружающим миром — всего лишь отражение недовольства собой; жаль, что не всегда это осознание приходит так ясно.
«Italia sì, Italia no. Una pizza in compagnia. La banda di buco!»[17] — напевает Альваро, влетая на кухню перед началом вечерней смены. Вскоре после обеда он исчез, укатил на своем «фиате бамбино» навестить друга и «пропустить по паре стаканчиков». Вернулся пьяным — этого нельзя не заметить. Он неаккуратно раскладывает ножи на рабочем столе, другой рукой наливая себе еще вина и нетерпеливо покручивая рычажок на радиоприемнике, а когда проходит мимо меня, щиплет за жирок у меня на талии. Я в унынии: такое случалось и раньше, теперь мне придется весь вечер приглядывать за Альваро, проверять каждый его заказ и не пускать Игнацио на кухню, молясь, чтобы клиентов было немного.
Со своего места у плиты украдкой наблюдаю за Альваро из-за кастрюли с кипящей пастой. Успешная работа повара заключается в том, чтобы предвидеть события на несколько шагов вперед, и в последнее время я делаю это за двоих. Режу на четвертинки кочаны радиккьо, которые вскоре надо будет смазать маслом и запечь на гриле, тонко нарезаю хлеб для кростини, обмакиваю в кляр овощи и жарю их во фритюрнице: обычно мы делим эти мелкие обязанности поровну, не договариваясь, это происходит как-то само собой, а теперь все ложится на меня. Одновременно мне не хочется расстраивать Альваро, поэтому я ему подыгрываю.
Затем Игнацио приносит на кухню тарелку с бифштексом из вырезки и заявляет, что он отвратителен, несъедобен и позорит нашу кухню. В этот момент развязное пьяное дружелюбие Альваро сменяется свирепой злобой. Игнацио уходит, и Альваро достает из морозилки говяжий бок и несет его к столу, якобы чтобы отрезать кусок для бифштекса, но вместо этого с исказившимся от ярости лицом… выбрасывает огроменный кусок мяса в мусорный бак! Мы с Вито потрясенно наблюдаем. Игнацио ничего не видел; я бегу к Альваро и говорю, что все будет в порядке, что мясо можно вымыть и я сама нарежу бифштексы и приготовлю их, если нужно. Я так часто видела, как Джанфранко и Альваро готовят основные блюда, что чувствую себя уверенно: как правило, их нужно просто разогреть или пожарить на гриле или сковороде без особых изысков. Но Альваро уверяет меня, что прекрасно справится сам — и вдруг поскальзывается и падает на пол, царапая его своими неуклюжими башмаками.
Все это выглядит так нелепо, что мне хочется смеяться. Если бы наши клиенты видели! Если бы Джанфранко сейчас зашел на кухню! Гигантский кусок говядины по-прежнему торчит из мусорного бака — этим мясом можно было бы накормить тридцать голодных мужиков; шеф-повар ресторана растянулся на полу, как герой комедии, а Вито и ла Вики так раздулись от ненависти, что и не думают помогать друг другу. Потом каким-то чудом Альваро поднимается на ноги, и вечер продолжается, но мое сердце колотится, как барабан.
Разрежьте кочан радиккьо пополам (по половине кочана на порцию) и поместите половинки на противень или в небольшую форму. Щедро полейте оливковым маслом первого отжима, приправьте солью и перцем и положите сверху один раздавленный зубчик чеснока. Поставьте в духовку, предварительно нагретую до 180 градусов, и запекайте до золотистого цвета, примерно через 5 минут переверните и приправьте с другой стороны. Запекайте еще 5—10 минут.
Это случается само собой. Еще минуту назад я доедала остатки куриного салата, вытирая запачканные маслом уголки рта, потом растянулась на скомканных простынях и одеялах на неприбранной кровати Альваро — а уже в следующий момент он взобрался на меня, тяжело дыша и целуя меня пахнущим сигаретами ртом. Вот его руки шарят по моей груди, бедрам, его язык щекочет мне ухо. Я отвечаю на его ласки — в последний месяц я чувствовала себя особенно нелюбимым, бессмысленным существом и теперь целиком отдаюсь сексуальным ощущениям, от которых уже отвыкла. Я не люблю этого милого, чудесного человека, но наши руки так страстно тянутся друг к другу, что я начинаю вспоминать о том, что тоже могу быть желанной как женщина, а ведь я почти перестала в это верить, и за это я его люблю. Мы катаемся по кровати и целуемся, а потом я нахожу в себе силы прекратить это действо, выскользнуть из его объятий, улыбнуться нашей милой глупости и застегнуть джинсы.
Он закуривает и удивленно смотрит на меня; я забираю тарелку из-под салата, приборы, пустой винный бокал, насмешливо благодарю его за приглашение в гости и возвращаюсь в свою спальню в конце коридора. На следующее утро на кухне с облегчением понимаю, что вчерашний случай ничего не изменил между нами; напротив, теперь нам даже легче общаться, дышится свободнее, а рука Альваро задерживается на моей талии чуть дольше обычного, когда он проходит мимо.
Джанфранко учит нас варить бобы