Когда Пола повернулась к нему, водка исчезла без следа.
— Знаешь, это лучшее, что я сделал за последнее время, — проговорил Джон, разглядывая пустую бутылку.
Вернувшись в гостиную, он поставил ее на стол.
76
— Папа?
Я сразу его узнал. Он зарос бородой, набрал десяток килограммов, ссутулился, стал носить бейсболку с эмблемой «Селтикс», но все это было неважно. Я никогда не смог бы забыть эти глаза с прищуром, эту теплую улыбку.
Мэгги обернулась не сразу. Сначала она уставилась на меня как на помешанного и, лишь убедившись, что я не собираюсь биться в конвульсиях, бросила взгляд на дверь.
— Привет, Джонни, привет, Мэгги.
Это может показаться удивительным, но я не увидел ничего сверхъестественного во встрече с отцом, который, как я привык считать, покончил с собой пятнадцать лет назад в полицейском участке Карнивал-Фолс. Просто очередной кусочек пазла лег на место.
Отец замер в нескольких шагах от порога. Почувствовав, как к глазам подступают слезы, я подбежал к нему, и мы обнялись.
— Иди сюда, — позвал отец Мэгги.
Мэгги, растерянная не меньше меня, подошла, и мы оба заключили ее в объятия.
— Нам нужно многое обсудить, — просто сказал отец, входя в хижину.
Мы с Мэгги как зачарованные последовали за ним в кухню и сели за стол. Отец приготовил чай со льдом. Пока он ставил на стол стаканы, я разглядывал портрет немца.
— Точно, с него-то и надо начать.
Я не знал, что сказать. А отец казался совершенно спокойным, словно ждал моего прихода.
— Папа… — Я замолчал, не зная, как продолжить. Ничего не соображал.
— Я тебе все объясню, Джонни. — Он бросил взгляд на Мэгги. — Я вам все объясню. Но сначала скажите: кто-нибудь знает, что вы здесь?
— Только Росс, — призналась Мэгги.
— Но как?… — Отец, похоже, был раздосадован тем, что мы обнаружили его убежище.