Женщина отошла от стола и побрела в палату.

– Верникова! – вновь громко выкрикнула блондинка. И действо повторилось.

Кристина, ожидая своей очереди на прием лекарств, быстро сообразила, как здесь устроена раздача таблеток: подходишь к столу, глотаешь их, запиваешь и показываешь пустой рот.

Когда очередь дошла и до нее, девушка безропотно приняла лекарства и продемонстрировала рот, высунув язык.

– Хорошо, – одобрительно сказала блондинка и выкрикнула следующую фамилию.

После раздачи лекарств в отделении наступила тишина. Больные разошлись по палатам и по коридору никто не сновал. У Кристины появилась возможность отдохнуть. За полдня было столько впечатлений, что стоило все обдумать. Мыслей почему-то не было, но появилось желание опять уснуть. Девушка закрыла глаза и задремала. Неожиданно в сестринской начался бурный спор между сестрами. Они разговаривали довольно громко, а потом начали смеяться во весь голос. Сквозь дрему Кристина подумала, что тихий час не для медперсонала, а для больных отделения и сестры могли бы ржать потише. И вот как теперь в таком гвалте уснуть? Да никак. Надо просто лежать тихо и делать вид, что спишь.

До половины пятого Лаврентьева ворочалась с боку на бок, пытаясь провалиться в спасительное забытье. А когда единственные часы в отделении показали именно это время, все вокруг вновь ожило. Психички начали выходить из палат и бесцельно бродить по коридору. Кто-то включил телевизор. Кто-то просто усаживался на диване и банкетках, пялясь в большой экран телевизора.

Довольно скоро всех позвали ужинать. На сей раз Кристина уселась за общим столом. И как же она ошибалась днем! Теперь многие женщины напоминали ей вялые и засохшие растения. Их глаза были пусты и безжизненны. Против Кристины сидела почти седая женщина лет сорока в зеленом халате. Волосы ненормальной были растрепаны, и бедолага пыталась есть рисовую кашу выпуклой стороной ложки. Она медленно подносила ложку ко рту и фактически «ела» воздух. Это бессмысленное действие произвело на Кристину удручающее впечатление. Сердце девушки сжалось от сострадания к незнакомке и это отразилось на ее побледневшем лице. Но Лаврентьева быстро подавила жалость и подумала о том, что она такой не будет никогда и ни за какие коврижки. Однако никто не обращал на женщину в зеленом никакого внимания. Сестры и санитарки были заняты раздачей еды, а пациентки своими тарелками. Некоторым больным подавали еду, принесенную родственниками и эти счастливицы поглощали свои йогурты, колбасы и фрукты, не обращая внимания на завистливые и просящие взгляды тех, кому не повезло в этой жизни иметь нормальных и заботливых родных.

Кристина заметила, что одна психичка незаметно прячет в карман халата хлеб, а другая туда же отправляет отвратительную котлету. Этот шедевр кулинарного искусства даже трудно было назвать котлетой, потому что мяса в нем почти не было. Но тем не менее, оголодавшая Кристина заталкивала еду в рот и пыталась разжевать безвкусную котлету и вязкую рисовую кашу, сдобренную кусочком масла. Еда проваливалось в желудок с большим трудом и когда подали чай, девушка облегченно вздохнула: «Наконец-то все это можно запить. Не будет так противно есть этот, с позволения сказать, ужин».

Вот и конец ужина. Потом была раздача лекарств. Кристина слегка удивилась тому, что все в отделении: безвкусная и отвратительная еда, раздача таблеток и открывающийся по часам туалет, вялые и безразличные ко всему женщины, их тусклые глаза и тихие беседы ни о чем, крики медсестер и их грубость быстро стали чем-то нормальным, привычным и обыденным. Но к тому, что случилось ночью, Лаврентьева оказалась совершенно не готова.