Нил фыркнул.

— По крайней мере, он женился на ней. Вы когда-нибудь протаскивали двух девочек в свою комнату, а папа обламал все на полпути?

— Нет, — сказали мы с Декланом одновременно, но он просто кивнул.

— Что он сделал? — Спросил Деклан.

— Сколько тебе было лет? — Это то, что я хотел знать.

— Мне было семнадцать, и это было вечером после того, как у мамы был Рождественский бал. Эти две горячие девчонки облепили меня. По логике вещей, я был очень взволнован, и все шло отлично, пока не вошел папа. Его лицо вытянулось; он бросил на меня тот самый бесстрастный взгляд, а затем просто ушел. Я, будучи идиотом, каким и был, закончил и заставил их уйти. В тот момент, когда он вошел, я забыл, что пытался сказать, но, подводя итог, я говорил ему, что у меня есть потребности. Он сказал мне, что я дурак, что я изливаю свое семя на женщин, которым нужны только деньги нашей семьи. Что быть мужчиной — значит не удовлетворять мои потребности, а следить за тем, чтобы потребности всех остальных вокруг меня были удовлетворены, и что если я не пойму этого, я буду дураком, которому придется платить алименты на ребенка всю оставшуюся жизнь. Он закончил словами: Прими душ, от тебя разит отчаянием.

— Да, это была моя речь, — сказал Деклан со смехом.

— Нет, у меня никогда не было такой проблемы, — солгал я, откидываясь на спинку.

— Да, конечно. Ты ведь знаешь, что мы знали тебя до Мелоди, верно? Ты спал со всем, у кого были ноги. Я удивлен, что папа не отрезал…

— Уф! Заткнись, — я съежился, но затем кивнул. — Я не хочу думать о женщинах до Мелоди, в основном потому, что я думаю, что у нее уши по всей этой комнате и она позже надерет мне задницу. Как будто папа знал, как это будет между нами. Я благодарен, что он продолжал настаивать, даже когда я ругался с ним.

— Ты ругался с ним из-за женитьбы на Мелоди? — Шокировано спросил меня Нил. — Я всегда думал, что ты хороший маленький солдат и делаешь все, что он просит.

— Нет, на самом деле я был взбешен, что ты женился на женщине, которая тебе небезразлична, в то время как я застрял с какой-то итальянской цыпочкой, которую я даже не знал. Затем Деклан влюбился в Коралину минут за десять, отчего мне стало еще хуже. Мы часто ссорились из-за этого, и я, наконец, смирился с этим, что привело к тому, что я спал со всеми подряд. Я думаю, он терпел это только потому, что я больше не ворчала на него.

— Влюбиться в Коралину не заняло и десяти минут, — пробормотал Деклан, выпивая. Мы с Нилом посмотрели на него. Он был пропащим с самого начала отношений с ней. Я понятия не имел, почему он вообще пытался притворяться, что это не так.

Нил покачал головой и нахмурился, опрокидывая очередную рюмку.

— Он сказал мне не жениться на Оливии. Сказал, что она не та женщина, которая мне нужна. И я так разозлился, что сказал ему отвалить к чертовой матери, что я был счастлив.

— У нас произошла серьезная ссора, и я потребовал, чтобы он сказал мне, действительно ли ему не наплевать на меня или он хочет, чтобы я был одинокий и озлобленный всю свою жизнь… Он покачал головой и отвернулся. И вот я здесь, годы спустя, жалею, что просто не закрыл свой проклятый рот и не послушал его. Теперь его смерть висит у меня на шее.

— Твоей шее? — Он винил себя за это?

— Ты убил Оливию, — прошептал Деклан, наливая нам всем еще выпить.

— Верно, но я также был тем, кто привел ее в нашу семью. Хуже всего было то, что она застала меня врасплох. Я никогда не думал, что все так испортится. Если бы я не женился на ней, она бы не помогла этому гребаному ублюдку, и папа, возможно, все еще был бы здесь.

— Хотел бы я переложить это на твои плечи, брат, — прошептал я, глубоко вздохнув и покачав головой. — И насколько правдивы твои слова об Оливии, настолько это не твоя вина. Это была моя. Я беру ответственность за это на себя. Пусть висит на моей шее, и только на моей. Птицелов позвонил мне меньше чем за час до того, как отца убили. Это я поднес спичку к его заднице, и это была моя вина, что он взорвался.