Почему-то именно поражение гуркхов в том поединке психологически добило англичан. Плюс к тому — из-за потери арсенала начал уже сказываться вполне реальный недостаток боеприпасов, а продолжающие падать на расположение бриттов ракеты, запускаемые с переносных станков, тоже не добавляли бодрости. Когда же блефующий напропалую Евдокимов бросил в бой последний-распоследний свой резерв (три десятка выклянченных у Максудова морячков, которые, просочившись вдоль крепостной стены,
А если кто скажет «бегство с поля боя» — никак нет: это действительно был «прорыв из окружения»! Во всяком случае, британский трибунал, разбиравшийся позже в причинах того калькуттского позорища, конкретно Кроуфорда счел именно дураком, а не трусом или изменником — и, надо думать, имел к тому основания.
16
«Тогда считать мы стали раны» — а посчитать там было чего…
Евдокимов лишь зубами скрипнул, получив сводку: полегла треть десанта — 167 убитых, 312 раненых, почти сотня из них безнадежны; то, что англичане, даже обороняясь, умудрились потерять почти вдвое больше, служило довольно слабым утешением. Ни в одной из прошлых своих операций (и, добавим, ни в одной из будущих) он и близко не допускал такого процента потерь личного состава; если бы ему сейчас сказали, что вот, «По достоверной информации, извлеченной из хрустального шара, в войсках его отныне станут величать исключительно „Калькуттским мясником“» — воспринял бы как должное. Всё-таки партизанские командиры и офицеры коммандос (как он начинал в Никарагуа — таким по сути и остался) органически не способны относиться к своим бойцам как к
Генерал находился сейчас в здании арсенала, где на ложе из сдвинутых оружейных ящиков умирал его любимец Шон О’Хара. Удержавший арсенал Второй Тлинкитский понес чудовищные потери (младший комсостав был выбит практически весь), но майор оставался невредим почти до самого конца сражения, когда его нашла-таки пуля английского снайпера — вошла под правую ключицу, вышла из-под лопатки. Ирландец был в сознании и даже пытался шутить («Вы, никак, опять остались без нашивки за ранение, мой генерал? Экая незадача…»), но доктор Вернер в ответ на немой вопрос Евдокимова весьма выразительно показал глазами ввысь. А тут еще объявился сержант-тлинкит Вушкитаан, бесцеремонно влекущий за собой печального человечка в сутане и широкополой шляпе: он, вишь ты, сумел отыскать среди пленных настоящего католического шамана, Патер-Брауна — чтобы тот должным образом проводил великого воина Шона в Страну песчаных холмов; индеец был до того горд своей находкой, что у Евдокимова не хватило духа его выбранить… Генерал саморучно прикрепил к окровавленному мундиру О’Хары «Николу с мечами» — свой собственный, со свежей вмятиной от пули — и осторожно передвинул руку умирающего так, чтобы тот смог сам ощутить под пальцами колкий металл орденской звезды: «Спасибо тебе, Шон! Кабы не ты, нас бы тут точно всех прикопали…» — «Это… хорошая смерть… мой генерал… правильная…»
Всю эту мужественную скорбь вполголоса разом развеял победительно-бестактный майор Злотников — шкафчик семь-на-восемь, помавающий трофейной бутылкой темного стекла: «Глянь, чего я в ихней конторе надыбал, Шон! Ты не гляди, что початая — зато из личных запасов вице-короля Индии, или как его там!» — и, воспользовавшись общим замешательством, склонился над умирающим и дал тому отхлебнуть, снисходительно пояснив: «Единственное, что может спасти смертельно раненого ирландца — это хар-роший глоток вискаря!» Доктор дернулся было вмешаться, но лишь рукой махнул — а, чего там, хуже уже не будет… По прошествии же пары секунд О’Хара с чувством выдохнул: «Божественно!», сделал попытку приподняться на локте и, обведя взглядом
Последовала немая сцена. Патер Браун со свойственной ему проницательностью заметил, что его услуги тут, похоже, пока не требуются, и молиться следует не за упокой, а за здравие. Генерал вновь вопросительно глянул на доктора, тот вновь возвел очи горе и глубокомысленно заключил, что «мобилизация сил организма дает иногда удивительные результаты», а вообще всё в руце Господней… «Что-то я в толк не возьму, — раздраженно наморщился Евдокимов, — вы, доктор, что — сан принимать собрались, и тренируетесь?.. А коли нет — так оставьте „руку Господню“ профессионалам, — (кивок в сторону патера), — а сами извольте заниматься своим прямым делом! А не стоять перед раненым, разглядывая потолок — вам на том потолке, что ль, Господь пишет послания: безнадежен, нет?»
Тут как раз генерала кликнули наружу по делу, не терпящему отлагательства: среди клерков, захваченных в здании штаб-квартиры Ост-Индской компании, обнаружился Джеймс Рамсей, маркиз Далхаузи — генерал-губернатор Индии, собственной персоной… Маркиз, похоже, надеялся сойти за рядового столоначальника, но был узнан людьми из разведслужбы, потрошащими сейчас тот офис.
— …И как результаты?
— Превзошли самые смелые ожидания, компаньеро командующий! Мы, вообще-то, искали документы Ост-Индской разведки — она у них именуется «Этнологическая экспедиция», — а наткнулись на архивы Компании за много-много лет, в том числе — на ее подлинную, не липовую, бухгалтерию. И понятно, почему хранить
— Вы хотите сказать…
— Именно! К будущим переговорам о мире мы получили прикуп с джокером!
— Ладно. А что там с ихним казначейством?
— Порядок. Клерки поначалу не желали говорить, на какой «Сезам» открываются та пещера Али-Бабы; думали уж — придется рвать флегмитом, но тут подоспел капитан Ортега. «Слушайте сюда, ребята, — говорит он и озирает
— Это правда, что ль? — ну, насчет ортегиных дедушек…
— Про мэйнского — правда; а про севильского — ну сами подумайте, откуда у инквизитора, при целибате-то, законные дети? Но лаймы вот тоже повелись…
— Да, забавно. Так сколько там в итоге взяли?
— Не знаю, пока не сосчитали.
— То есть как это? — изумился генерал.