Медленно отошел он в угол, с каждым шагом все больше сердясь на Каменскую, и к начальной позе был уже запредельно взвинчен. Об этом свидетельствовало его пор де бра и то, как он посмотрел на Стасика. Тот понял и заиграл с форсом, «по-концертному». Сергей разбежался, вылетел на середину и прыгнул так, что Вика ахнула.

После вариации взгляд Каменской из насмешливого стал задумчивым. Не стесняясь Кати, она спросила Сергея:

— Почему вы подали заявку на дуэт? Надо было соло. Там нет конкурентов вашей технике. Дыши, дыши… Прыжка такого я сто лет не видала…

— Виктория Андреевна пригласила меня партнером для Кэтрин и оплатила участие в Конкурсе. — Сергей старался говорить спокойно, но готов был придушить Каменскую за высокомерную толстокожесть, за наглый оценивающий взгляд. Дыхание у него сбивалось не от усталости, а от ярости. Уйти бы из зала и закончить на этом, но Катя…

— Я бы оплатила сольную заявку и для него, и для нее, — сказала Эгле Виктории. — Уверена, у них шансов больше порознь в соло, чем в дуэте.

— Нет, Эгле Борисовна, это «Пламя Парижа» проблемное, остальное все хорошо, — попробовал вырулить Максим. — Время есть, они поправят.

Все это выглядело как переводной экзамен отстающих старшекурсников в Академии Балета.

— Вам, Максим, должно быть хорошо известно, как менеджеру, что выбирать надо перспективно, а не эмоционально, — с явным сожалением по поводу никчёмных деловых способностей Макса изрекла Каменская. — Если слушать только сердце, то так всю жизнь и простоишь у воды.**

Макс согласно закивал, приготовился разъяснять и оправдываться, но промолчал, перехватив убийственный взгляд Сергея.

Все это время Катя стояла в сторонке и смотрела на Сергея сначала с изумлением, потом с отчаянием. А он не мог при всех подойти и объяснить ей, почему подчинился требованию Каменской. Он и себе с трудом это объяснял. Исходила от Эгле сила, неукротимая энергия, пусть темная, разрушительная, но до такой степени притягательная, что противиться было невозможно.

— Ну хорошо, — Каменская поднялась с кресла, — раз решили дуэтом идти, я вам помогу с па-де-де. Жди, — бросила она мимоходом Сергею, — сейчас переоденусь, — и прошествовала в раздевалку.

— Сережа? — Катя хотела подойти, но Виктория позвала ее.

— Иди сюда, садись. Неужели в полную силу станет показывать? Максим, снимай все подряд. Такое раз в жизни бывает. Сергей, ты сейчас будешь танцевать с Эгле Каменской!

Она вернулась в черном, обтягивающем ее, как змеиная кожа, купальнике с длинным рукавом и белой репетиционной юбке. Без колец, браслетов и ожерелья. Только сама Эгле, какая есть, без прикрас.

Да, он танцевал с Эгле, живой легендой, непревзойденной королевой. Танцевал и понимал, насколько она уступает в технике Кате. Не доворачивает, не держит равновесия. И дело не только в том, что она в два раза старше Сергея — школа у нее слабее Катиной, что бы там не говорили!

Эгле оказалась жесткой, тяжелой, костистой и непокорной, с ней было невозможно войти в резонанс, только подчиниться. Это раздражало, выводило Сергея из себя, но и побуждало к сопротивлению. Антре выходило игрой — кто кого перетанцует. И Каменская брала верх не техникой, другим. Чем-то первобытным, изначальным, тем, что было в танце гораздо раньше классического балета. Сакральным, мистическим, женским. Горел в ней тот же огонь, что в жертвенниках перед Великими Богинями Древности.

Должно быть, так танцевали жрицы египетских храмов, вакханки Греции, служительницы Кровавой Богини племени майя, танцовщицы фламенко — все те, кто канули в Реку Времени, оставив скупые послания в камне, наскальных росписях, застывшее движение в скульптурах и живое, передаваемое из поколения в поколение народами мира.