– Когда ты в огонь кинулся, я тебя насилу обратно вытащил. Думал, что не спасу… Отнес тебя домой, раны промыл, повязки наложил, отвар из гарь-травы в тебя влил, а потом вернулся за Зоей… Она быстро умерла, Митя… Не мучилась совсем, я знаю.
– А он?
– А он мучился. Такие, как он, долго умирают. Но огонь, Митя, это самая страшная и самая очистительная сила. – Дед говорил громко, уверенно, но в голосе его все равно слышалась тень сомнения. – Маму твою я на рассвете похоронил, тебя проведал и снова на гарь вернулся.
– Зачем?
– Закопал гроб с драгоценностями.
– Зачем, дед?!
– А затем, Митя, что это твое будущее. Даст бог, власть босяцкая надолго не задержится, ты себе свое тогда и вернешь.
– А с ним что? – Его не интересовало золото, его интересовал только Чудо.
– Он сгорел, до косточек сгорел. Нет его больше.
– Его ты тоже?..
– Нет…
– И где же он?
– Не знаю. Наверное, свои забрали, зарыли где-нибудь под елью, как бешеную собаку. Поделом!
– Он не вернется больше?
– Нет. – И снова не было в дедовом голосе уверенности, как будто знал он что-то такое, о чем не хотел рассказывать.
– Я на кладбище хочу сходить, – Саня растер в пальцах жирную золу, – к родителям.
– Сходим. – Дед погладил его по голове. – Днем в деревне показываться опасно, ближе к ночи сходим.
– А нож? – Саня только сейчас вспомнил о дедовом подарке.
– Не знаю. – Дед покачал головой. – Тогда не до него было, а теперь уже не найдешь. Наверное, кто-то из солдат подобрал. Да ты не переживай, Митя, твое к тебе вернется.
– Мое ко мне вернется. – Саня вытер черные от золы руки о штаны, посмотрел на наливающееся грозой небо, сказал: – Тянет меня сюда. Знаю, что место плохое, а поделать с собой ничего не могу.