Хозяйственная сумка всё ещё лежала в гостиной, где она её оставила. Рэйчел взяла её, принесла в спальню и положила на кровать.

Он открыл сумку, и на его лице отразилось любопытство, затем он вытащил кружевной пояс с чулками и стал рассматривать его, прежде чем Рэйчел успела что-либо сказать.

— Пятый размер, — прокомментировал он, и посмотрел так, словно мысленно примерял это на неё. Лоскутки кружева и нейлона свисали с его пальца. — Мило, но я не думаю, что это будет мне впору.

— Они не для вас, — спокойно сказала Рэйчел, всё ещё горя от оценивающего взгляда, которым он на нее посмотрел. — Это прикрытие. Те вещи, которые вы не будете одевать, положите обратно в сумку.

Она не смутилась, так как сделала то, что казалось ей необходимым. Проклятое прикрытие! Оставив его одеваться в то, что выберет, она вернулась на кухню и поставила в духовку свежий хлеб, смазанный маслом. Она разложила по тарелкам тушеное мясо и налила чай в высокие стаканы со льдом.

— Мне нужна помощь с рубашкой.

Она не слышала, как он подошел. Ее чувства смешались, поражённые его близостью и тем, что он сказал. Он стоял прямо позади неё, одетый в чёрные укороченные брюки из хлопчатобумажной ткани, держа в руке махровый пуловер. Она не видела больше ничего кроме его груди, покрытой чёрными вьющимися волосами; мощные упругие мускулы закрывала большая часть бинта, обёрнутая вокруг его левого плеча. Как долго он боролся с рубашкой, прежде чем понял, что одному ему не управиться? Она удивилась, что он просто не заменил её другой рубашкой, которая застегнулась бы легко, — так, чтобы он не просил её помощи.

— Сядьте, мне так будет удобнее, — сказала она, забирая рубашку из его рук. Он ухватился за углы шкафов для поддержки, медленно похромал к столу в нише и опустился на один из стульев. Рэйчел бережно продела его руку в рубашку. Его взгляд сконцентрировался на её лице. Она пыталась не дотрагиваться до его плеча; когда рукав оказался одет, она сказала:

— Проденьте другую руку в рубашку, пока я удерживаю ее, чтобы она не упала на ваше плечо.

Без лишних слов он сделал так, как она приказала; вместе они натянули рубашку на его голову. Рэйчел с определёнными усилиями натянула её, словно мать, одевающая своего малыша, но мужчина, сидевший неподвижно, ни в каких смыслах не был ребёнком. Она не стала затягивать с работой, так как знала, что ему неприятна необходимость полагаться на её помощь. Она проворно достала хлеб из духовки и переложила его в корзину на столе, застеленную салфеткой, потом подвинула свой стул.

— Вы левша или правша? — спросила она, не смотря на него, но даже так она могла чувствовать на лице обжигающую энергию его пристального взгляда.

— Я свободно владею обеими руками. А что?

— Если бы вы были левшой, вам было бы сложно пользоваться ложкой, — ответила она, кивнув на тушёное мясо, — хлеба?

— Да, пожалуйста.

Кладя хлеб на его тарелку, она подумала, что он весьма преуспел в односложных предложениях. Вообще-то, она должна была подумать спросить у него, смог ли он воспользоваться бритвой, но его чисто выбритое лицо говорило о том, что, очевидно, смог. Некоторое время они ели в тишине, и он действительно отдавал должное тушеному мясу. Она не ожидала, что его аппетит будет настолько хорошим так скоро после выздоровления.

Тарелка была почти пуста, когда он отложил ложку и обжёг ей огнём чёрных как смоль глаз.

— Скажите мне, что происходит.

Это было требования, на которое у Рэйчел не было желания отвечать. Она аккуратно опустила свою ложку.

— Я думаю, сейчас моя очередь задать несколько вопросов. Кто вы? Как вас зовут?

Он не любил, когда ему отвечали вопросом на вопрос. Она чувствовала его недовольство, хотя на его лице ничего не отразилось. Он размышлял всего лишь секунду, но она всё равно заметила это, и ей определённо показалось, что он не собирался отвечать. Тогда он произнес, растягивая слова: