Рыцари убивают чудовищ — как семечки щелкают. Я не смог навредить той, что похитила меня и держит в заточении.

Выкинув этот коготь подальше, я лег на теплую овчинную шкуру, которую она мне принесла.

— Ничего, — хныкая и закрывая глаза, произнес я, — когда чуть подрасту, вызову тебя на честный бой, и вернусь домой.

Я не мог знать, сколько прошло времени.

В месте, где мы жили, всегда было лето, и поэтому, спустя месяц, мне пришла идея считать дни, завязывая на одно из деревьев на поляне, кусочки ткани.

Алма внимательно наблюдала за мной, поджимая уши, или изгибая голову, лежа на теплом камне — грелась на солнце.

— Зачем? — ее голос постепенно покидал рык, и интонация все больше походила на человеческую.

— Дни считаю, — сегодня лента была уже тридцатой.

— Зачем?

Я обернулся к ней, как раз когда она снова склонил голову в вопросе.

— Знать сколько я провел. Сколько месяцев, лет. Считать свой примерный возраст.

— Вам, людям, важен свой возраст?

— Конечно, — я подошел ближе к Алме и сел на тот же камень, рядом, смотря на блеск зелени, там, наверху, — мы же не вечно живем. Ведь когда-то я умру.

«И ты снова останешься одна», — промелькнуло в моей голове, но я умолчал. О да, теперь я не хочу ранить чувства чудовища. Докатился.

— Как тебя зовут? — ни с того, ни с сего решила узнать она, спустя столько времени.

И тут я понял, что не помню. Может, если бы кто-то позвал меня, я бы откликнулся. Но сейчас… Черт, как я мог забыть!

— Не помню, Алма, честное слово.

Она вильнула хвостом и поднялась, расправляя крылья. Солнце клонилось к горизонту. Пришло ее время.

— В тот день, ты назвал меня — Алма-Рэн. Так пусть, я буду звать тебя Рэн. Человеческим именем, раз ты человек, и раз ты смертен.

В этот вечер я не совсем понял ее слова, она вообще часто загадочно говорила, то ли думая о чем-то своем, то ли не до конца понимала смысл человеческой речи и слов. Но мое новое имя мне нравилось. А еще нравилось, что она начала говорить со мной.