Никогда еще Россия так сильно не нуждалась в руководителе с ясным умом и твердой волей. Революционное брожение распространялось по всей империи. Не проходило недели, которая не была бы отмечена каким-нибудь выступлением нигилистов.

6 февраля 1878 года Вера Засулич положила начало трагическому периоду русской истории двумя револьверными выстрелами в начальника петербургской полиции Трепова, тяжело ранив его.

Эта молодая девушка, происходившая из благородной семьи, сочла своим долгом отомстить за одного из своих товарищей-террористов, Боголюбова. Генерал Трепов в припадке гнева приказал содержавшегося в крепости Боголюбова подвергнуть телесному наказанию проведением сквозь строй.

12 апреля Вера Засулич предстала перед уголовным судом, который со времени либеральных реформ Александра II происходил с участием присяжных заседателей. Осуждение Засулич казалось несомненным, так как преступление было средь бела дня, и молодая девушка не отрицала своей вины.

Но как только начался допрос свидетелей, в возбужденном зале произошел неожиданный обмен ролями, превративший обвиняемую в публичного обвинителя, а жертву – в ответчика.

Несмотря на то, что присяжные заседатели принадлежали к высшим классам общества, а билеты для входа были умышленно распределены среди самых высоких должностных лиц империи, с каждым ответом нигилистки сочувственное возбуждение в зале росло. Во время прений сторон настроение зала достигло высшего напряжения. Наконец, присяжные заседатели удалились на совещание. Через несколько минут они вернулись в зал.

Вера Засулич была оправдана. Решив не осуждать обвиняемую, выразители общественной совести, не колеблясь, отрицали преступление.

Едва председатель окончил чтение этого неожиданного приговора, как по всей зале прокатился гром аплодисментов. При выходе из зала Вере Засулич устроили шумную овацию. Когда она появилась перед толпой, запрудившей всю площадь перед зданием суда, ее встретили единодушными криками восторга и энтузиазма.

Вся страна, как эхо, откликнулась на это событие. В Киеве, Москве, Харькове и Одессе революционные манифестации беспрерывно следовали одна за другой, как бы порождая друг друга. Беспорядки в Одессе носили особенно серьезный характер, так как организатором их был один из опаснейших вождей партии нигилистов Ковальский. Полиции удалось открыть его местопребывание и арестовать его. Ковальский был приговорен к смерти и казнен 14 августа.

Возмездие не заставило себя долго ждать. Два дня спустя начальник III Отделения генерал Мезенцев, проходя в полдень по одной из оживленнейших улиц столицы, был ранен кинжалом в грудь, отчего вскоре скончался. Нападавший действовал с такой дерзостью и быстротой, что прохожие остолбенели, как громом пораженные. Никто даже не пытался преследовать убийцу, который так и не был пойман.

С этой минуты между царским правительством и революционной партией завязался поединок не на жизнь, а на смерть. Их никакие репрессии не устрашали.

Напрасно полиция учащала аресты и ссылки. Напрасно правительство лишало права разбирать преступления против государственной опасности, передав их военным судам, которые были беспощадны.

Гигантский заговор подрывал устои русского общества. Мировое поветрие политических убийств незаметно распространялось в массах, как ужасная эпидемия. Насчитывалось много жертв среди прокуроров, судебных следователей, полицмейстеров, жандармских офицеров и тюремных начальников.

Утром 14 апреля 1879 года, когда император совершал обычную прогулку вблизи своего дворца, молодой человек, шедший ему навстречу, произвел в него четыре выстрела из револьвера. Пули врезались в стену соседнего дома. Злоумышленник был сейчас же задержан. По пути в полицию он пытался отравиться.

Это был Александр Соловьев, 30 лет, по профессии учитель. На вопросы о причинах и обстоятельствах его преступления он отказался дать объяснения. Судебный следователь убеждал Соловьева быть откровенным, указывая, что полное признание облегчит его участь.

Террорист холодно отвечал: «Не настаивайте. Вы все равно от меня ничего не узнаете. Я уже давно всецело пожертвовал своей жизнью. Да к тому же, если бы вы и вырвали у меня признание, мои соучастники лишили бы меня жизни в той же тюрьме, где мы сейчас находимся».

Покушение Соловьева озаряло зловещим светом общее положение империи. Но что было делать? В самом сердце правительства царил полный хаос. Министры спорили друг с другом, не будучи в состоянии решиться на какую-либо практическую меру, не сходясь ни в одном мнении, кроме злословия по адресу агентов тайной полиции и генерала Дрентельна, заместившего Мезенцева на посту начальника III Отделения.

Лично Александр II был противником крайних мер, но в конце концов он согласился объявить осадное положение в местах, наиболее глубоко пораженных революционным брожением. Было назначено шесть генерал-губернаторов в Петербург, Москву, Варшаву, Киев, Харьков и Одессу. Они были облечены высокой властью и чрезвычайными полномочиями: правом ареста и высылки каждого подозрительного лица, приостановления и запрещения всякого периодического издания и правом принимать по собственной инициативе все необходимые меры к поддержанию порядка.

В число этих полновластных лиц царь включил трех генералов, наиболее отличившихся в последней войне: Тотлебена, взявшего Плевну, Гурко, который первым перешел через Балканы, и Лорис-Меликова, овладевшего неприступной Карской крепостью.

Позаботившись таким образом о наиболее безотлагательных вопросах, государь 24 апреля выехал в Ливадию. Императрица, исхудавшая и задыхающаяся, со смертельно бледным лицом и лихорадочно блестящими глазами, его сопровождала. Княжна Долгорукая выехала накануне, чтобы царь нашел ее уже устроившейся, свежей и отдохнувшей, в дорогой для них вилле Биюк-Сарай.