Прошлой ночью я видела своего отца.

Пока Мор был в библиотеке, упражняясь в единении со своей Сумеречной сущностью, я воспользовалась темнотой и поискала своего отца.

Я достала портальное стекло из банки для соли, которую хранила рядом с кроватью (я тоже сходила в библиотеку и изучила всё о портальном стекле, и о том, как его надо хранить), и положила его на пол. Так его было удобнее всего крутить. Встав на четвереньки, я принялась наблюдать за тем, как оно вращается.

Я собиралась сделать это ещё раньше, но когда темнота опускалась на Сумеречную окраину, со мной всё время кто-то был. Однако прошлой ночью я знала наверняка, что Мор будет занят (вероятно, делая минет самому себе).

Сфера всё вращалась и вращалась, и я с трудом могла разглядеть её в темноте. Но затем она начала сиять. Это свечение не было похоже на свечение солнечно-лунного камня. Я всего лишь могла теперь разглядеть стекло, словно оно было подсвечено изнутри.

И вот, в крутящемся жёлтом стекле, которое переливалось всеми цветами радуги, я увидела своего отца.

Как и предупреждала Динь, видение длилось всего пару секунд. Но пока мне этого было достаточно.

Я увидела лицо своего отца. Он с кем-то разговаривал, но я не смогла увидеть его собеседника. На заднем плане я увидела зелёную траву, что удивило меня, потому что я думала, что в Финляндии сейчас зима. Но кто знает, как вело себя время, пока я находилась в этом мире?

Отец не выглядел расстроенным. Он не был зол. Он был глубоко погружён в разговор и казался очень озабоченным. Это единственное, что мне удалось разглядеть, пока сфера не начала останавливаться. Я тут же попробовала снова её раскрутить, чтобы увидеть отца на ещё один короткий миг, но вскоре вращение совсем прекратилось. На третьей попытке я даже не смогла увидеть его образ.

И всё же я пошла спать с ощущением теплоты в сердце. И не только потому, что я снова увидела лицо отца и узнала, что он всё ещё жив и вполне здоров, а ещё и потому, что вспомнила о словах Мора, которые он сказал мне, когда мы лежали в каюте лодки. Он закинул мне в голову идею о том, что мой отец мог жить здесь, с нами. Сейчас я уже была не уверена в том, что он имел в виду именно это, но если это было так…

Я чуть не расплакалась. Я никогда не думала, что Мор будет рассматривать такую возможность. Это не входило в нашу сделку. Но чем больше времени я с ним проводила, тем сильнее переплетались наши жизни, в хорошем смысле. И я начала думать — надеяться — что сделка, вероятно, ничего уже не значила.

А что, если именно я начала что-то значить?

Естественно, я не хотела опережать саму себя. Я знала, что между нами всё происходило в обратном порядке. Меня заставили выйти замуж за Бога, чтобы выполнить свою часть сделки, о любви здесь не было и речи. Мы даже не особенно друг другу нравились. И хотя о любви речи до сих пор не было, мы с ним сблизились. Даже сегодня утром, когда я лежала рядом с ним, мою грудь наполнило какое-то сильное чувство. Оно билось внутри, хлопая крыльями и пытаясь вырваться наружу. Оно было огромным, горячим и пугающим. Я никогда не чувствовала ничего подобного ранее, ни по отношению к нему, ни к кому бы то и было.

Неужели это и была любовь? Птица в груди, которая пыталась вырваться наружу?

— Ты готова, Ханна? — позвал меня с лестницы Бог смерти.

Он всё чаще и чаще называл меня Ханной. Иногда он произносил моё имя точно священную молитву, точно необходимое ему заклинание. В порыве страсти, когда он находился глубоко внутри меня, он произносил его так, словно просил меня вознестись в небо и навеки остаться там.

— Думаю, да, — сказала я ему.

Ужин закончился двадцать минут назад, и гости уже порядком развеселились, чему немало поспособствовал ликёр из кардамона, курсирующий вокруг стола. Я стояла в главном зале вместе со всеми, и разговаривала с Теллерво о её отсутствующем брате, охотнике Найрикки. Я была шокирована, когда Туони объявил, что рассматривает его в качестве кандидата на роль паромщика. Судя по лицу Туонена, он был точно так же шокирован.