— Гера! Это как понимать?
— Очень просто, я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. И вообще — не понимаю, зачем пришла ко мне домой без приглашения. Вон там — автобусная остановка…
— Ты прогонишь меня под дождь, одну? Гера, но как же…
— Дать денег на такси? Телефонный аппарат на углу улицы Гомельской, у магазина.
— Гера… Я ведь пришла к тебе, сама, одна… — Машенька просто не могла поверить что ее преданная собачонка вместо того, чтобы стать на задние лапки, высунуть язык и вилять хвостиком вдруг скалится и рычит.
Она даже применила запрещенный прием — слегка прикусила нижнюю губу. Ну да, чертовски привлекательно. Ну и что?
— Ага, — сказал я, — Почему не пойдешь к тому офицерику?
— Да как ты смеешь?! — вот она и показала свою истинную сущность.
Зонтик внезапно оказался сложенным, и Машенька со всей своей бабьей дури ляснула меня им по голове. Руку я, конечно, подставить успел — но получилось болезненно. Она принялась лупить меня по чем попало, и я отступал, пока не уперся спиной в холодный металл «Волги», которая стояла у самой калитки Пантелевны. Мне наконец, удалось вырвать зонт из рук разьяренной фурии и отшвырнуть его прочь.
— Дура! Господи! Какая же ты дура! Тебя даже бить противно. Ты ведь не поймешь ни черта…
— А мне — не противно, — сказал Таисия, и ухватила Май за волосы, и вдруг коротко, без размаха — бах, бах — два раза приложила ее лицом об капот.
Ого! Я не понял, откуда Тася появилась, и уж точно не ожидал такой развязки! Машенька тоже была в шоке. Из носа у Май сочилась тоненькая струйка крови, на глаза навернулись слезы, от былого шарма театральной музы не осталось и следа — так, побитая девка.
— Кацапская про…лядь, — неуверенно пискнула она, — Разлучница!
Тася отпустила ее волосы и завязала потуже поясок халата:
— Ну-ну, — проговорила она и слегка сменила стойку, — Скажи еще хоть слово, и я тебе вырву клок волос. Будешь ходить как индеец — без скальпа. Ты яйца выеденного не стоишь, а считаешь себя королевой бензоколонки. До Белозора тебе еще расти и расти, понятно? Очнись, подруга! Ты играешь Елену Премудрую, Бабу Ягу и Анку Пулеметчицу в народном театре райцентра, а корчишь из себя Айседору Дункан! Тебя прокатил очередной хахаль, и ты пришла плакаться к Гере в жилетку — а Гера вдруг резко поумнел? Вот так досада! Тебе сколько лет? Двадцать семь? Тридцать два? Стоило бы понять — люди могут меняться… И измениться самой. Нет? Вижу, что нет…
— Сучка, — сказала Май, — Он всё равно будет моим.
— Пф-ф-ф-ф! — Тася склонила голову набок, — Может и будет, а может и нет. Как сам решит. Но сначала я поставлю тебе бланш — под любой глаз на выбор.
— Курва! — Май подобрала зонтик и пошла по лужам прочь.
Жалкое зрелище. Более жалким в этой ситуации был только я.
— Знаешь, — мне пришлось говорить это вслух, — Я чувствую себя полным кретином. За меня только что дрались бабы.