— Что ты себе позволяешь?

И тут мою скулу обожгло горячее дыхание. Голос ласковый, даже нежный, а в словах прямая угроза:

— Будешь и дальше брыкаться — свяжу.

От испуга пискнула и присмирела.

То, что Агарвэн не шутит, поняла еще когда он исцелял мою переломанную ногу. Не успокоюсь, и впрямь окажусь в его полной власти связанная по рукам и ногам. В таком положении унять колотившееся в груди сердце будет, ой, как не просто.

Понимала, что должна уступить, но разум туманила обида. Прежде считала себя разумным человеком, но сейчас меня будто подменили. Сам, значит, затребовал поцелуй, а на деле абсолютно равнодушен к людским женщинам.

Поступил так, чтобы унизить? Уязвил намеренно, дабы ранить в самое сердце, так как видит во мне дочь заклятого врага?

Ему удалось.

— Лафаэль передай из сумки веревку, — тем временем проговорил Агарвэн.

Еще и насмехается, гад.

Я дернулась, выгибаясь; в ответ он усилил нажим на горло и лоб.

— Вам придется уехать, миледи, — лучник протянул командиру верёвку и, поймав мой взгляд, тяжело вздохнул. — Иначе все погибнут.

От сего грустного, упавшего голоса стало не по себе. Эгоистичный порыв, нахлынувший от обиды и боли прошел, и я поняла, что веду себя глупо. Прикусила губу и, наступив собственным чувствам на горло, наконец, сдалась державшему меня мужчине на милость.

— Ладно. Твоя взяла.

Агарвэн хмыкнул. Руки, фиксировавшие мои плечи и голову, еще секунду не шевелились, будто он размышлял можно ли верить на слово принцессе Изабелле, а после ослабили хватку. Я, наконец, свободно вздохнула.

Прижала ладони к пылавшим малиновым цветом щекам, стерла проступившие слезы и вцепилась в конскую гриву, пытаясь отдышаться. Командир уже переключил внимание на подчиненных.

— Выждите два дня и только после отбывайте в Затмар. Отвечаете за Камиллу Морэ головами.

— Tancave cano, — отозвались братья с почтением.

Кивнув тем, кому (как подумалось) он доверял больше прочих своих воинов, командир натянул поводья и в уши ворвался свист свирепого ветра — в полуночный мрак, вошедшую в силу метель и трескучий мороз мы вылетели на полном скаку.

Конь взял левее, нырнул в темный переулок, пронесся мимо харчевен и общественной бани, перемахнул через овражек и выскочил в чистое заснеженное поле. Перешел на галоп и бросился в сторону мелькнувшей в свете полумесяца поляне.