— Я считал, что научный коллектив, например кафедра, должен вести работы в своем направлении и не отвлекаться на непрофильные исследования. Только тогда этот коллектив может добиться больших результатов. И вот однажды ко мне поступает договор на хозрасчетную работу по кафедре Эдуарда Адамовича Сателя. Тема — создание прибора для измерения колебаний. Я усомнился: кафедра технологии машиностроения берется за приборную задачу. Есть приборостроительный факультет, коллективы Гевондяна, Кунаева — это их направление. И не подписал договор.

Сатель со мной не стал разговаривать, я для него был мальчишка, которого и на факультете-то толком не знали. Георгий Александрович собрал совещание: заведующий кафедрой Сатель, заведующий кафедрой Феодосьев — мой учитель, я, и очень тактично начал говорить о том, что в жизни встречаются разные ситуации, разные работы. Иногда они не совсем вписываются в план. Но если человек активный, почему не дать ему возможность работать?

У Георгия Александровича был хороший принцип — помогать везущей лошади. Если человек хотел заняться тем или иным направлением исследований, надо ему помочь.

Я понял точку зрения ректора, но пока не спешил высказываться. Всеволод Иванович Феодосьев, в духе ректора, стал говорить о том, что ученых надо растить как яблони в саду. Надо помогать растущим деревьям, а не рубить их сплеча. Следовательно, заключил он, я был неправ, запрещая кафедре технологии разрабатывать прибор для измерения колебаний.

Я выступать не стал. Сказал только: «Я понял». Договор подписал. В дальнейшем я стал более осмотрительно подходить к таким вопросам. Но мое мнение о том, что кафедры должны работать в своем профильном направлении и добиваться больших результатов, сохранил. Старался проводить этот тезис в жизнь, но более аккуратно.

— К своим ученикам Георгий Александрович относился с любовью...

— Да. Он говорил: «Самый умный человек на кафедре — Волченко. Он глубоко понимает вопросы». Это его слова. Винокурова он уважал. Тот бывал иногда резковат. Георгий Александрович терпел, немножко сглаживал. Когда в Институте Патона ввели сварку электронным лучом, то Григорьянц активно взялся за разработку этого направления. Он достигал и достигает хороших результатов, и Георгий Александрович его поддерживал. Николаев любил поддерживать новые направления, особенно если это касалось в какой-то степени направлений работы его кафедры.

Однажды Николаев попросил меня посмотреть докторскую диссертацию по сварке биологических тканей. Он хотел, чтобы я был оппонентом. Я прочитал работу и в мягкой форме сказал ему: «Георгий Александрович, тут много мелочей написано — как, например, разлагать тригонометрические ряды. Эти вещи мы студентам преподаем, а тут докторская диссертация». — «Константин Сергеевич, я понял, что работа вам не очень нравится», — сказал он. И снял свое предложение.

— Докторант защитился?

— Конечно, и вполне успешно. Трудно предположить, чтобы при научном руководстве Георгия Александровича кто-то не защитился. Его возможности подобрать оппонента и выступить на защите были настолько велики, что и думать нечего.

— Как вы полагаете, Георгий Александрович оправдал возлагаемые на него как на ректора надежды?

— Ректором МВТУ, — подумав, сказал Колесников, — должен быть крупный ученый. И Георгий Александрович отвечал этому требованию. Но для руководства вузом у ректора должны быть еще и административные качества. А их у Георгия Александровича не хватало.

Однажды Николаев, будучи еще проректором по научной работе, вел заседание большого Ученого совета МВТУ. Заседание затянулось. Встал Иван Иванович Куколевский и говорит: «Я считаю, что Ученый совет должен быть подготовлен и продолжаться не более двух часов. По прошествии этого времени наше внимание рассеивается и вопросы не могут обстоятельно решаться». И вышел. На следующем заседании, после того как два часа прошло, опять встал и вышел. Ему никто слова не сказал. И Георгий Александрович молчал.

Став ректором, Георгий Александрович, естественно, присутствовал на заседаниях парткома. Но ректорского влияния на решение вопросов совершенно не оказывал. Партком всем управлял, и Георгия Александровича это устраивало. «Партком принял решение — что я могу сделать?» — говорил он.

Отсутствие административных качеств мешало ему решать важные для МВТУ вопросы.

— Например?

— Когда был построен новый спортивный комплекс, надобность в большом спортивном зале, расположенном в Главном корпусе, отпала. Однако преподаватели в рабочее время по-прежнему занимались там волейболом и баскетболом. Почему? Потому что некоторые влиятельные члены парткома и месткома играли там и возражали против передачи зала под нужды Училища. Елисеев, едва придя на пост ректора, сразу передал зал под вычислительную технику. Без обсуждений с парткомом и ректоратом. И никто пикнуть не посмел.

— Неужели ректор никогда не проявлял власть и инициативу?

— Проявлял. При подготовке к Олимпийским играм 1980 года Георгий Александрович поставил вопрос о строительстве нового спортивного комплекса площадью 5 тысяч квадратных метров. Средства он предлагал выделить из квоты, предназначенной на строительство Большого МВТУ. На время Олимпиады предлагалось отдать комплекс для тренировок спортсменов-участников. На ректорате и парткоме этот вопрос поддержали. Под флагом Олимпиады комплекс очень быстро, за полтора-два года, построили.

Можно привести хороший пример, когда ректор единолично, без обсуждения, решил вопрос о закрытии Бригадирского переулка. Академия химической защиты просила перегородить переулок для того, чтобы расширить свою территорию. Георгий Александрович на это пошел в обмен на возможность построить два студенческих общежития в Госпитальном переулке впритык к одному из зданий Академии. Но тем самым он ущемил интересы сотрудников Училища, которым было удобно по Бригадирскому идти на работу от остановки трамвая. Был большой шум. Вспомнили даже, что на углу Бригадирского переулка и Бауманской улицы убили Николая Баумана. Но Георгий Александрович принял решение и отстоял его...