— Вот вам моя идея из области нового, Георгий Александрович. Я о Мировом центре космической философии на Алтае. Сегодня мы должны понимать, как и куда человечеству предстоит двигаться. Философские исследования, крайне необходимые, рассредоточены по головам отдельных мыслителей. Междисциплинарный обмен знаниями не ведется систематически. По существу, и то, о чем вы говорите, относится к космической философии.
— Да, — дед согласно кивает, — это начало развития космической философии... Я, пожалуй, не стал излагать бы свои мысли другому, но тебе, как председателю космического общества, это должно быть интересно. И потом, я знаю твой характер первооткрывателя.
Излагаю Николаеву концепцию философского центра и доводы в пользу его строительства на Алтае. Академик соглашается: дело нужное.
— А насчет НЛО хорошенько подумай. Мне кажется, сегодня это проблема № 1. Не обижайся на меня, старика, что так агитирую.
— Георгий Александрович, открою секрет: наши разговоры на протяжении многих лет я записал большей частью в дневник. (Показываю тетрадь.)
Дед берет тетрадку, надевает очки, напряженно всматривается в мои каракули и говорит:
— Очень, очень хорошо! И сегодняшний разговор запиши, он, по-моему, важный.
Голова у академика работает ясно. А ноги отказывают. После падения он лишь неделю как начал тренироваться, бороться за возвращение к жизни. К нему приходит «гимнастерка» — симпатичная женщина, которая делает с ним гимнастику.
— Приходи, Сережа!.. — улыбаясь, напутствует Николаев.
В последующем я часто возвращался мыслями к этой, как оказалось, последней нашей беседе. Почему у деда проявился интерес к неизвестным сторонам космоса? Очень интересный вопрос. Будучи чрезвычайно загруженным, он вряд ли имел время и силы думать на эти темы. Отставка, свободное время, а возможно, падение (ходил без провожатого по скользкому льду) и последовавшая болезнь повернули его мысли в сторону Космоса. Не исключаю я и гипотезы академика В.П. Казначеева о том, что мозг человека с возрастом все меньше зависит от метаболических процессов, происходящих в организме, и все больше — от непосредственных контактов с живым информационным пространством Вселенной. Так или иначе, дед заговорил о Космосе...
Разум его почти до последнего дня сохранял поразительную ясность. Этот сварщик, администратор и конформист все больше думал о вечности. Когда я видел его в последний раз, он производил впечатление не человека с угасающим сознанием, а человека, чье сознание почти полностью находится в иных сферах. Впечатление от его ухода, навсегда запомнившееся, возвращает память о последних кратких встречах.
Об этом свидетельствует и его ученик, профессор Алексей Киселев: «В те дни его кололи обезболивающим. Дед стал говорить необычные вещи. Те, кто знал его хуже, подозревали, что у него от старости помутился разум. А я видел — нет, это другое. Бывало, обопрется на мое плечо и смотрит вверх:
— Лешенька, мы все летим в сияющей пустоте, к нам приближаются пучки света... Мы на невиданные еще высоты поднимемся...
Он действительно был в иных сферах. Прозрения приходили...»
Между тем время шло. 25 февраля 1992 года указом Президента России было создано Российское космическое агентство. Мне и моей команде выпала честь стать инициаторами и участниками этого проекта.
Николаев не узнал об этом. Он умер 18 мая 1992 года, но задолго перед кончиной потерял способность к активному общению. Я навестил его зимой в санатории «Узкое». Старик был парализован, высох и потемнел, как мумия. С трудом приподняв голову, он, равнодушно посмотрев на меня, узнал и скоро опять забылся.
— Идите, Сережа, идите, — мягко выпроводил меня его водитель Сергей Иванович, дежуривший у Николаева в этот день...
Близкие были вокруг него до конца. Три года спустя они установили ему скромный памятник на Рогожском кладбище.