— Да, это вы! Я узнаю вас, горы моей страны! Ваши крутые склоны поднимаются над деревней, где я родилась!

Сто километров по прямой воздушной линии едва отделяли нас от горы, но глубокая долина лежала между ней и нами. А в ней дремал девственный лес, неумолимый и угрюмый. Углубиться в его чащу и пройти его насквозь было бы, очевидно, самой короткой дорогой. Но я уже по опыту знал ужасы, таившиеся под его высокими сводами.

— Останемся на плоскогорьях, — настаивал нубиец, — этот лес представляет собой оранжерею, где влажная теплота создает атмосферу бани. Я видел, как многие из моих товарищей проникали туда с горящими глазами и улыбкой на губах. Лес смыкался за ними как волна за рулем. Что нашли они под его негостеприимными сводами? Отраву, болезнь или клыки хищных зверей? Лес ревниво охраняет свои тайны: ни один из них не вернулся!

Он говорил, а мои глаза не отрывались от неподвижно спавшей громады, как будто изнемогавшей под слишком плотным воздухом. Местами от верхушек деревьев подымался дым, как кипучие струи пара из щелей котла.

Фои отправился на охоту и вернулся после полудня с зайцем, пойманным в силок.

Муни взвесила его на руке, вытянув свой маленький кулачок.

Заяц, которого она держала за уши, уставил на нас открытые глаза, затемненные смертью.

— Дай лупу, — сказала она, — я приготовлю жаркое.

Но тщетно шарил я руками в кармане, — лупа затерялась во мраке подземелья.

— Успокойся, — объявила Муни, — я зажгу огонь по способу моей родины.

Она подула на пальцы, окоченевшие от ледяного ветра.

— Шевелись-ка, Абу-Гурун! Там, в этой трещине, должен быть сухой мох. Принеси мне его.

Абу-Гурун удалился, волоча ногу.

Муни проводила его взглядом, покачала головой и направилась к группе боярышников. На одном из них висели маленькие румяные яблочки. Она надкусила плод, а затем, выбрав маленькую ветку, сломала ее концами пальцев.

— Это как раз то, что нужно, — сказала она, — я отвечаю за успех, дай мне только кусок мягкого дерева!

Я указал ей рукой на утлый молочайник, который как бы в отчаянии поднимал к небу свои ветви в виде канделябра. Муни побежала, щелкнув пальцами. Возвратясь, она позвала нубийца, задержавшегося в скалах. Его добыча была очень ничтожна: под мышкой он нес связку сухих веток, а с конца пальцев правой руки свешивалось несколько лишаев ржавого цвета.

Муни присела и для того, чтобы защититься от свежего ветра, дувшего на нее сзади, собрала на плечах полы своей грубой юбки. Между коленями, на подстилку из сухих листьев, она положила лишай, сверху же тонкий ствол молочайника, который придерживала своими голыми ногами. В середине этого ствола Муни сделала отверстие, куда вставила конец ветки боярышника. Когда все эти приготовления были закончены, она крикнула своим звонким голосом:

— Считайте до двадцати и огонь загорится!

Ветка боярышника завращалась в руках Муни, придавшей ему очень быстрое движение. В то же время ее пальцы скользили сверху вниз, чтобы усилить трение.

Все произошло мгновенно, как молния.