– Она в восторге. Никогда не видела ее такой довольной.

– Где она?

– Снаружи. – Тлен села на ближайший обломанный сталагмит, ее турнюр скромно подобрался. – Я только что говорила по телефону с твоим человеком в округе. Похоже, ты с его помощью добился настоящего прорыва.

– Рад слышать, – ответил Недертон, жалея, что не смог сам передать сведения Лоубир. Вместо этого сразу после разговора с Мэдисоном ему позвонила Тлен и условилась о встрече. Лоубир невозможно было застать врасплох – возможно, самая пугающая ее черта.

– Теперь ты отправляешься туда, – сказала Тлен.

Та же официантка подошла принять ее заказ.

– Не понял, – ответил Недертон.

– Мед и лимон, – сказала Тлен официантке, которая до сих пор не произнесла ни слова. – Чуть теплый.

– Хорошо, – ответила официантка и повернулась, чтобы уйти.

– Куда я отправляюсь? – спросил Недертон.

– Деталь головоломки, которую ты помог ей отыскать, улучшила связь со срезом Веспасиана.

– Срезом Юнис, – поправила Лоубир. Она появилась внезапно, зачесанные наверх седые волосы подсвечены сзади тусклым кармином денисовской секс-расщелины.

– У них есть «Перекати-Полли»? – спросил Недертон.

– Вам что-нибудь принести? – обратилась официантка к Лоубир.

– «Перье», – сказала та, снимая охотничью пелерину и садясь на выступ вроде скамьи за столом-плитой. – Вы знакомы с «Бостон динамикс»?

– Нет, – ответил Недертон.

– Я тоже не была знакома, – сказала Лоубир. – Тлен теперь большой знаток.

– Я бы предпочел «Полли», если это одно и то же.

– Мы обеспечим тебя кое-чем куда более функциональным, – сказала Тлен. – Вот твой контроллер.

Часть столешницы пришла в движение. Недертон скривился. Его всегда мутило от неприкрытого зрелища ассемблеров за работой. Бесконечно малые, кишащие миллиардами, оперирующие на молекулярном уровне, они уничтожали само понятие о разных видах вещества. Мед мог быть дегтем, деготь – медом. С тем, что ассемблеры наделяли жизнью турнюр Тлен, или ее бывшие татуировки, или, если на то пошло, нянюшку Томми, Недертон кое-как смирился, но видеть явное копошение хаоса было ужасно – глаз воспринимал это как внезапный тяжелый дефект зрения.