На палубе было людно — офицеры и нижние чины прогуливались или кучковались, обозревая окрестности. Молниеносная война за Западную Фракию обошлась без лишений и особых потерь. Белогвардейцы похохатывали: «Курорт, господа!»
А Кирилл задерживаться не стал — что он, моря Эгейского не видел? Штабс-капитан сразу спустился в офицерские душевые, пока толпа не набежала, и попал в полузабытое царство белого кафеля и фаянса, блескучей хромировки и зеркал. Опустив ванну, похожую на бадью, цепями подвешенную к подволоку душевого отсека, Авинов наполнил её горячей водой и залез, глаза пуча от жара и восторга. Господи, как мало надо военному человеку!..
…Полчаса спустя Авинов покинул душевые, розовый и чистый, запелёнутый в купальный халат. С удовольствием причесал мокрые волосы у запотевшего зеркала. Щёки заросли трёхдневной щетиной, усам и вовсе неделя…
Заглянувший Исаев осведомился:
— А то бритовку навострить, ваше-блародие?
— Потом, — разморенно ответствовал Кирилл.
— Ну, опосля, так опосля…
Штабс-капитан пролез в свою тесную каютку, где наличествовала узкая койка, крошечный столик да принайтованный к полу табурет. Маленький иллюминатор, к счастью, был раздраен — и накрахмаленная занавеска весело порхала под порывами ветерка, настоянного на гниющих водорослях, соли да хвое.
С довольным стенанием Авинов рухнул на койку, привалился к переборке. Хорошо!
И тут в дверь вежливо постучали.
— Par bleu![11] — прошептал Кирилл. — Открыто!
В каюту боязливо заглянул незнакомый унтер с рыжими бакенбардами. Разглядев Авинова, он сразу как-то приободрился. По-журавлиному коряча ноги, переступил высокий комингс и затворил дверь за собою. Кирилл оторопело смотрел на незваного гостя. «Что за…»
По-своему поняв выражение на лице штабс-капитана, рыжий мигом сорвал с головы матерчатую фуражку.
— Товарищ Юрковский, — сказал он негромко, роясь в кармане, — тут вам просили передать…
Доковырявшись, наконец, до бумажонки, сложенной вчетверо, унтер передал её Авинову. Обалдевший Кирилл механически принял листок, по-прежнему ничегошеньки не понимая. «Что за цирк? — вертелись мысли. — Какой ещё Юрковский? А я здесь при чём? И почему вдруг — товарищ?..»
Рыжий неловко затоптался, его короткие, толстые пальцы нещадно мяли фуражку.
— Виктор Палыч… — залебезил он просительно по стародавней холопской привычке.
По привычке барской, Кирилл выискал в кармане кителя новенькую ассигнацию и одарил ею унтера.
— Премного благодарны! — поклонился тот.
Дверь тихонько закрылась за вышмыгнувшим «почтальоном», а штабс-капитан всё смотрел и смотрел на узкую створку, словно наглядеться не мог.