— Чёрта лысого, а не пароль! — выпалил он. — Тебе что, повылазило?

Тут с крыши завопили:

— Осман, это беляки! Тикаем!

Жиллер согнул ноги в коленях, будто вприсядку собравшись пуститься, и выхватил маузер, тут же спустив курок. Поспешил — и промазал, а вот Авинов не истратил патрон зря — пуля вошла Осману в лоб, сшибая картуз.

Трижды выстрелил наган, целясь в Исаева. Винчестер грохнул один раз, и стрелок, ломая расщепленные доски, выпал со второго этажа, роняя на лету оружие и студенческую фуражку.

Штабс-капитан сделал знак ординарцу — обходи справа. Кузьмич кивнул и скрадом двинулся к дому. Авинов поднялся на крыльцо, шагнул в коридор, вонявший мочой. В комнатах царил разгром — прелестный натюрморт, изображавший букет сирени в кувшине, валялся на полу, служа подносом для кучи дерьма; драгоценные тома в кожаных переплётах были разбросаны повсюду, рваные и затоптанные; стены исписаны заборными откровениями… Чушатник. «Обезьянник», — поправил себя Кирилл.

Выйдя в коридор, он вскинул пистолет, завидя согбенный силуэт, но тут же выдохнул с облегчением — то был Исаев.

— Ваш-бродь, нашёл!

Авинов поспешил навстречу, хрупая осколками стекла. Кузьмич гордо показал обтерханный фанерный чемоданчик. Щёлкнул замочек.

— Ого, сколько тут…

Царские ассигнации лежали пухлыми неаккуратными пачками. По России ходили и «керенки», и совзнаки, но «романовские» котировались выше всяких новоделов. Ирония судьбы: империя рухнула, а её деньги ценились по-прежнему.

— Надо? — спросил Кирилл. — Бери.

— Дык, ёлы-палы… — растерянно проговорил Исаев, сдвигая кубанку на затылок. — На войне деньга без надобности, всё и так твоё… А опосля мы другие напечатаем!

Авинов кивнул.

— Спички есть? — поинтересовался он.

— Имеются.

— Поджигай.

— Деньгу?

— Дом!

Двух вязок камыша хватило, чтобы занялось крыльцо. Просушенные солнцем доски горели весело, огонь с жадностью пожирал дом-развалину, забираясь на второй этаж, обнимая строение щупальцами пламени. Жаркие клубы воздуха закручивались кверху, унося головешки и пепел.