— Нам сходить, — усмехнулся Авинов, соскакивая с подводы.

Пройдя к воротам, он поинтересовался у рабочих, чьи руки привычно оттягивали ремни винтовок за плечами:

— Товарищ Сталин здесь? Я комиссар…

— Комисса-ар? — перебил его усатый пролетарий в новенькой телогрейке. — Пошли, раз комиссар. Проводим!

— Далеко нарком?

— Где завком, — буркнул усатый. — Савелий и ты, Кирюха, со мной.

Так и пошли, трое на трое, пока не вышли к заводскому комитету, у крыльца которого волновалась огромная масса народу — тысячи три-четыре, не меньше. Выступал комендант Путиловского, он же председатель заводской ревтройки. За гомоном толпы речь его почти не достигала ушей Кирилла, хотя и вслушиваться особо было не во что. Комендант вещал о «золотопогонниках-генералах, ведущих белогвардейские банды на Красный Питер, несущих цепи рабства и насилие для рабочего класса…»

— Будя с нас! — раздался вдруг крик. — Наслушались!

— Хлеба давай!

— Хле-еба-а!

— Это чё за норма — полфунта на купон?

— Мне моей зарплаты на два дня хватает!

— Посокращали всех, а как белые полезли, так сразу мобилизация у них!

— Долой!

— Доло-ой!

Дюжий вальцовщик поднялся на крыльцо и с размаху вмазал коменданту в челюсть. Тот так и кувыркнулся через хлипкие перильца — толпа раздалась — и тут же сомкнулась, верша расправу.

— Товарищи! — неожиданно закричал провожатый Авинова. — Мы ещё одного комиссара заловили!

— Сюда его, до кучи! — поднялись голоса.

— Кончать их всех к такой-то матери!

— Натерпелись!