– Я именно там начинал, знаете ли.

Спилсбери пристально посмотрел на инспектора, словно только заметил его присутствие:

– Как это, инспектор?

– Кинг-Дэвид-лейн, Шэдвелл, Уайтчепел. Там я начинал службу в двадцатых. Где Потрошитель потрошил.

– Хочется надеяться, мы не получим еще одного.

– Я с вами солидарен. А если да… хочется надеяться, что он не американец.

У Спилсбери расширились зрачки и раздулись ноздри.

– Ох… только этого нам сейчас и не хватало.

С начала года приток американских солдат стал весьма значителен – и между приезжими и местными возникла напряженность. В последнее время появилась фраза: «Американцы слишком богатые, слишком сексуально озабоченные, и их слишком много». По слухам, Министерство внутренних дел готовило кампанию, дабы убедить британских граждан не видеть в американцах разбалованных заносчивых чудовищ, постоянно жующих жвачку.

Гриноу очень сомневался в том, что американский Джек-Потрошитель пойдет такой кампании на пользу.

Спилсбери собрал свой саквояж (прикасаться к нему не дозволялось никому, и доктор награждал пугающе недобрым взглядом любого, кто смел коснуться на месте преступления даже его собственного рукава) и отбыл: «Армстронг-Сиддли» растворился в утреннем снегопаде.

Гриноу вскоре очутился на улице. Краснощекий полисмен из следственной команды (хоть они и могли считаться элитой, но не получали надбавки в пять шиллингов за износ одежды) бежал к нему, держа дамскую сумочку.

– Шеф! – позвал его коп. – Гляньте-ка!

– Она тебе очень идет, Альберт.

Немного растолстевший Альберт запыхался: дыхание его в прохладном воздухе собиралось облачками пара.

– Вы перестанете надо мной шутить, когда услышите, что это такое, шеф.

– Это сумочка нашей жертвы.

– Прям в чертову точку, шеф. Нашел на мусорном баке в переулке, вон там, ага. Кажется, мы знаем, кто такая наша неудачливая постоялица из убежища.

– Ее фамилия Гамильтон.

Коп выпучил глаза: