И хотя вопросы его могли быть истолкованы как риторические и не требующие ответа, они звучали очень искренне — как будто он не раз над ними серьезно задумывался.
— Господин Филзек, Вы правы, — ответил я. — Мир и впрямь становится хуже с каждым днем. Только слепой этого не видит. Но у этого мира есть надежда, и у Вас тоже — надежда в Господе Иисусе Христе.
— А-а-а, не рассказывайте мне о церкви, — громко запротестовал он. — Я там не был уже много лет.
В ответ на его откровенность я сказал:
— Господин Филзек, я и не говорю Вам о церкви. Я говорю о том, чтобы знать Христа, мир и радость, которые Он дает.
Наш разговор продолжался еще какое-то время, и я уже начал волноваться о людях, ожидавших за дверью. Однако господин Филзек, казалось, совсем никуда не торопился, поэтому я задержался у него еще ненадолго. Когда же я наконец стал прощаться, господин Филзек тепло улыбнулся и пожал мне руку. Он попросил меня позвонить, чтобы договориться, когда я смогу прийти к нему в гости. Это было очень любезно с его стороны, потому что мы с ним были едва знакомы.
Выйдя из этого простого здания бюрократического вида, я шагал по улице и едва мог удержаться, чтобы не пуститься в пляс. Несмотря на то, что солнце спряталось за тучи, а день был прохладный и ветреный, на сердце у меня было тепло и ясно, потому что у меня появился новый друг. Я был так рад, что подчинился своему желанию навестить его, которое пришло ко мне утром в молитве.
Передо мной отворилась еще одна наглухо закрытая дверь.
Особенно меня восхищало то, что двери не просто едва приоткрывались со скрипом — в нужное время они распахивались настежь. Но гораздо важнее нашей квартиры или получения разрешения на вождение машины было то, что господин Филзек открыл самую наглухо закрытую дверь — дверь своего сердца.
Глава четырнадцатая
Я им скажу
Все мои мысли были поглощены заботами об организации курсов английского языка для афганских беженцев.
«Один класс можно разместить в зале, а другой — в спальне», — предложила Джули, осмотрев нашу квартиру.
Мы подсчитали, что если будем проводить четыре занятия в день, по пятьдесят минут каждое, то сможем заниматься максимум с сорока студентами. Джули может заниматься с четырьмя-пятью женщинами в гостиной, а я — с четырьмя-пятью мужчинами в спальне. Занятия мы решили проводить пять дней в неделю.
Мы рассказали Джамилю об этих планах, и он порекомендовал наши занятия афганцам, которые ему доверяли. Кроме того, Джамиль помог нам отобрать студентов.
На собеседовании с будущими студентами мы объяснили, что нас спонсирует американская церковь, чтобы помочь им подготовиться к переезду в Соединенные Штаты. Иммиграцию многих афганцев спонсировали церкви, поэтому наше объяснение не казалось им странным.
— Если вы не подавали документы с прошением на въезд в США, тогда вам нужно учить немецкий, — говорили мы им. — Но если вы планируете ехать в Америку, мы будем рады помочь вам выучить английский.
Вскоре мы набрали сорок студентов. Теперь перед нами стояла другая задача.
Я знал, что такие мероприятия не только не одобрялись, но обычно были просто запрещены. Некоторые менеджеры квартирных комплексов даже могли запретить определенным людям появляться в здании. Так что мне нужно было еще одно чудо.