Два дня спустя, 24 июня, Марку Фрейзеру, Тодду Лусеро и Золе Маал Большое жюри в Майами заочно предъявило обвинение в соответствии с федеральным законом о борьбе с рэкетом. Обвинения были частью продолжавшегося расследования многочисленных заявлений о мошенничестве с коллективным иском в отношении сделки со Свифт-банком. Согласно первому докладу Блумберга, ожидались и новые обвинения. Марк с Тоддом наблюдали, как их история расползалась по Сети, но она никогда не достигала статуса заглавной новости. В мире Большого бизнеса это было не такое уж важное событие.

Не для страны, конечно, но для трех обвиняемых это оказалось весьма значительное дело. Хоть они ее и ожидали, новость все равно их напугала. Но они были к ней готовы. У них имелось подходящее убежище, о котором ФБР и не подозревало.

Другое дело Зола. Марк и Тодд сомневались, чтобы ФБР стало заморачиваться выслеживанием ее передвижений до Дакара, ожидать, что сенегальская полиция станет для них ее арестовывать, а сенегальский суд – принимать решение об экстрадиции всего лишь за отнюдь не тяжкое преступление, не имеющее отношения ни к терроризму, ни к убийству, ни к торговле наркотиками. Они были в этом уверены, но своим мнением не делились, отдавая себе полный отчет в том, что после всего случившегося Зола не доверяет их словам и мыслям, – и не без оснований.

У Золы же был собственный план. Она созвала всех в Дакар на важную встречу, которую готовила уже давно. С помощью посредника, рекомендованного Идиной Санга, Зола постепенно и осторожно искала связи, пока не нашла нужного человека. Договоренность между ними являлась простой и сложной одновременно. За двести тысяч долларов с каждого правительство должно было выдать новые идентификационные карточки, новые паспорта, а также документы, удостоверяющие гражданство, трем бывшим партнерам по несанкционированной юридической практике. Посредник был влиятельным чиновником министерства иностранных дел. Зола встречалась с ним трижды, прежде чем они начали доверять друг другу. Так и осталось невыясненным, сколько собирался заработать на этом деле посредник, но Зола предполагала, что при передаче наверх куш значительно уменьшится.

Сделка была простой, потому что деньги за приобретение гражданства передавались наличными – отнюдь не уникальный способ транзакции в Сенегале. А сложность состояла в том, что все трое должны были отказаться от себя, от тех, кем они были и откуда вели происхождение. Существовала возможность сохранить двойное гражданство, но не под своими настоящими именами. Если они хотели стать сенегальцами и таким образом оказаться под защитой правительства и спрятаться от властей США, они не могли оставаться Марком, Тоддом и Золой. Двойное гражданство означало двойную идентичность – то, чего ни одно правительство не одобряет.

Ее друзья без колебаний согласились на сделку, лишь немного посетовав на ее дороговизну. Их тайный запас сократился теперь до двух с половиной миллионов; неплохой резерв, но будущее казалось неопределенным.

Они вернулись в Сен-Луи, в свою хиреющую виллу, с новыми идентификационными и кредитными карточками и красивыми новыми паспортами с фотографиями улыбающихся владельцев. Мистер Фрейзер был теперь Кристофом Видалом, или просто Крисом. Его закадычный дружок стал Томасом Дидье, в обиходе – Томми. Просто два молодых человека французского происхождения, хотя оба ни слова не знали на якобы родном языке. Белое население в Сенегале составляло всего один процент, и прибавление двух гринго едва ли что-то изменило в этой статистике.

Зола приобрела настоящее африканское имя – Алима Пене, и они стали называть ее Элис.

Бо, за которым не тянулся хвост преступлений в США, остался тем, кем был. Его документы стоили далеко не так дорого, но процесс занял больше времени.

Праздно-ленивая жизнь, состоявшая из сна, чтения, лазанья по Интернету, прогулок по берегу, питья и полуночных ужинов в ресторанах с видом на океан, вскоре начала им наскучивать. Приблизительно через месяц после того, как они стали сенегальцами, Крис и Томми принялись искать работу, предпочитая на этот раз что-нибудь вполне законное.

Их любимым баром была крытая соломой хижина, затесавшаяся между двумя небольшими курортными отелями, в пяти минутах ходьбы от их виллы. Там они просиживали часами, играя в домино, бросая дротики, болтая с туристами, насыщаясь солнцем, обедая и потягивая «Газель» – легкое светлое пиво, считавшееся сенегальским национальным напитком. Хозяйкой бара была эксцентричная старая немка, у которой недавно умер муж. Иногда она, ковыляя, приходила в свой бар, чтобы выпить и распечь своих работников, которые многозначительно закатывали глаза за ее спиной. Томас начал флиртовать с ней и вскоре представил ей своего друга Кристофа. За долгим ленчем они очаровали ее. На следующий день немка пришла снова, потом еще, и во время четвертого совместного ленча Томас спросил, не задумывалась ли она когда-нибудь о том, чтобы продать свое заведение. Они с другом как раз ищут, чем бы заняться, и так далее. Женщина призналась, что стала стара и устала.

Они купили бар и закрыли его на реконструкцию. Элис вошла в долю, и они, вбухав восемьдесят тысяч долларов, модернизировали кухню, обновили оснащение бара, установили большие телевизоры и удвоили количество посадочных мест. Они хотели сделать свое заведение больше похожим на американский спортбар, но с местной музыкой, едой, напитками и оформлением. Когда бар открылся снова, Элис отвечала в нем за обеденный зал. Крис и Томас стояли за барной стойкой. Бо руководил немногочисленным штатом поваров. С раннего утра бар кишел посетителями, и жизнь была прекрасна.

В знак памяти и как почтительный поклон той, другой жизни, они дали своему бару название «Забияка».

Сноски