Со станции открывался вид на Бьенвильскую бухту в устье Миссисипи, откуда как раз в это время выходила в море американская эскадра.
— Скоро ее место займет японская, — заметил Эриксон. — Мне нужно осмотреть, все ли готово к ее приему. Располагайтесь здесь, как дома.
В ожидании этого приема, мы коротали время, осматривая город. Меня и Тома очень занимало, какую ловушку подготовляет Эриксон японскому флоту, но изобретатель отделывался недомолвками. Мы узнали только, что американская эскадра не намерена оказывать серьезного сопротивления японскому флоту и что ее флагман с несколькими судами укроется от неприятеля в Миссисипи.
— Курума, конечно, явится за ним, займет бухту, запрет наши суда в западню, которую они сами себе приготовили, и будет располагать судьбой города, лишенного средств к сопротивлению.
— Ну, а дальше?
— А дальше — увидите сами. В городе много японских шпионов. Правда, мы назначали высокую премию за голову японского шпиона — (меня слегка передернуло при этих словах) — но осторожность все-таки не мешает… Увидите сами. Кстати, у вас есть в запасе теплое платье?
— Да.
— Оно вам понадобится сегодня ночью. Будет довольно сильный мороз. Население предупреждено об этом. Не очень большой, но все же градусов 10–12…
— Такой холод на берегу Мексиканского залива?
— Да, бывает иногда… Имейте это ввиду. Этот разговор происходил уже на второй день нашего пребывания в Нью-Орлеане. К вечеру мы услыхали вдали на море, канонаду. Вскоре на горизонте показались суда. Еще немного погодя мы могли рассмотреть их в бинокль. Американский флагманский крейсер «Небраска» с тремя другими судами бежал от шести броненосцев Курумы, отстреливаясь на ходу и направляясь к Нью-Орлеану. Были ли остальные суда уничтожены, или просто эскадры как преследующих, так и преследуемых разделились, и только часть явилась в устье Миссисипи — мы не знали. Вскоре Клиффорд — адмирал американского флота — вошел в устье и поднялся по реке, насколько это было возможно для морских гигантов. Курума остановился перед городом, вероятно, готовясь к бомбардировке. Но ему был подан сигнал о сдаче, и мэр с муниципальными советниками отправились на пароходе для переговоров.
Они должны были, как сообщил нам Эриксон, заявить японскому адмиралу, что город, не имея средств для артиллерийского боя, не считает возможным оказать сопротивление и сдается. Что касается броненосцев Клиффорда, то так как спасения для них нет, муниципалитет берется вступить в переговоры с ними и с правительством и добиться их сдачи — о чем сообщит адмиралу утром.
Было уже темно. Температура понемногу падала, оправдывая предсказание Эриксона, серый туман постепенно окутывал бухту. Мы видели, как черные массы японских судов, освещая путь прожекторами, выступили в Бьенвильский рукав Миссисипи и расположились в гавани в правильном порядке. Но вскоре туман окутал их непроницаемой пеленой. Вернувшийся мэр сообщил, что Курума принял их предложение, пригрозив только, что если к утру он не получит известия о сдаче броненосцев, то подвергнет город бомбардировке.
— Ну, господа, — сказал нам Эриксон, — теперь можете идти спать, а я займусь на станции. Ложитесь без опасений — не смущайтесь угрозой бомбардировки, утро вечера мудренее…
Но где уж тут было спать! Мы с Томом решились провести ночь на балконе, одевшись потеплее, так как погода решительно повернула на мороз. Время от времени к нам заходил Эриксон, отвечая на наши вопросы неизменным:
— All right, джентльмены, all right.
— Каким, однако, холодом несет с бухты, — заметил Том, — подумаешь, этот Курума привез нам зиму.
В самом деле термометр показывал 12 градусов ниже нуля.
— В густом тумане, одевшем бухту, мы заметили, около двух часов ночи едва различимое мельканье сигнальных огней. Казалось, японская эскадра охвачена какой-то тревогой. Но вскоре все успокоилось.
Наконец, настало утро. Температура значительно повысилась. Туман растаял, рассеялся — и перед нами предстала картина бухты.
Фантастическая картина! Весь Бьенвильский рукав, отделившийся от реки плотиной, которой я не замечал раньше, замерз, превратился в сплошную массу льда.