Глава 25

Им было неприятно. Столько усилий, такое тонкое ведение, им так нравилась эта игра! Она нуждалась в таком же изящном завершении, и все должно было получиться. Но эта девчонка все испортила. Теперь они гораздо лучше понимали Николая, хотя быть им оказалось не слишком приятно. Николай был слабым и даже не пытался закончить все правильно. А вот у них почти получилось! Николай мог только ныть, что хотел всего лишь быть рядом с ней. Столько усилий потребовалось, чтобы вывернуть его жалкое трепещущее нутро, вытащить наружу тайные мечтания! Зато после его смерти было что натянуть на себя. Это скукоженное нутро расправилось на них, и Анна получила то, что должна была получить еще от Николая. Страх. Всепоглощающий ужас. О, она была совсем не глупа и поняла, что ее жизнь теперь полностью принадлежит Николаю. Только вместо того, чтобы покорно сдаться и позволить закончить начатое, она вздумала уйти от них по своим правилам!

Они сплюнули и в очередной раз намылили руки, смывая кровь, которой на них не было. Хирургические перчатки. Седьмой размер, тысяча семьсот за пятьдесят штук. Еще осталось больше половины пачки, расходовали очень экономно. А вот скальпеля было жаль. Будучи влюбленным Николаем, для Анны они выбрали хороший сплошной скальпель, не одноразовый на пошлой пластиковой ручке. Пришлось от него избавиться, а ведь он мог стать напоминанием о жемчужине коллекции! Немногие личности в их коллекции смогли открыться так глубоко, чтобы вытащить настолько темные желания, и они заслуженно гордились своей работой с Николаем. Николай мог бы успокоиться после смерти, обретя то, чего не мог получить из-за слабой воли и трусливого характера при жизни. Полную власть. Возможно, Анна даже выжила бы. Они с Николаем не лгали, когда обещали это. Конечно, они знали, что при удалении матки на живом человеке могут быть задеты крупные артерии, да и разве можно надеяться на то, что Анна сумеет понять их доводы и спокойно лежать, пока они ее режут? Глупая девчонка все равно бы старалась умереть, пусть и под лезвием скальпеля. Но они бы попытались, и их нельзя было бы винить в неудаче.

А теперь… они вспомнили свой ужас, когда Анна раскинула руки, стоя на подоконнике, и — нет, не полетела. Прыгнула и разбилась. Они потеряли несколько минут, и разве их можно винить в этом? А потом лифт, и надо не забыть надвинуть капюшон поглубже, камеры, везде эти камеры, как им вообще выполнять свою работу в этом параноидальном мире!

Они натянули у выхода бахилы и быстро проскользнули мимо умного домофона — бывший до сих пор помощником в нагнетании страха, ведь так здорово нажимать кнопку, зная, что там, девятью этажами выше, она видит тебя и боится, — он стал врагом. Широкими шагами, почти прыжками — не забыть затереть эти шаги, пусть и в бахилах, но все равно, — подойти к Анне. Подойти и понять, что это больше не Анна, это тело. Труп. Просто экспонат анатомического театра, отыгравший последний спектакль.

Они с усилием перевернули тело, стараясь не касаться волос и не выпачкаться в крови. Все еще оставаясь Николаем, они знали, как прилипчивы кудрявые длинные волосы Анны. Не хотелось бы унести их на куртке. И пусть эта куртка исчезнет вместе с Николаем, все равно. Пусть идеально уже не выйдет, но будь как будет. И они оголили кожу, задирая тоненькую кофточку и приспуская штаны.

«И как ей не холодно, пальцы зябнут», — подумали они машинально, забыв о том, что ей больше никогда не будет холодно.

Кровь уже свернулась, и они досадливо поджали губы. Через полчаса-час кровь снова бы разжижилась и так чудесно растеклась бы на белом снегу. Это могло бы примирить с неудачей. Только не было у них этого времени, да и холод мог подморозить кровь.

Они резали, делая длинные уверенные движения, стараясь воспроизвести собственный рисунок. Николай едва не блевал от одной мысли о таком, да и нарисовать он бы не сумел. Сам он никак не мог сообразить, как вернуть Анну. Ему все нужно было объяснять, и они устали ждать, предпочтя поскорее стать Николаем. А еще Николай наблюдался у психолога, и им тоже пришлось к психологу походить. Хотя им это совсем не нравилось.

Они не стали забирать матку. Неживая и бледная, она больше не казалась достойной того внимания, какое ей уделялось на бумаге. Они посмотрели наверх и заметили, что из открытого окна высунулась голова и скрылась. Кто-то из соседей. Николай знал о них все, не зря же он подружился с квартирной хозяйкой Анны, представившись ее родственником. Таблетки, которые дурочка даже не прятала, держала у кровати, убедили хозяйку, что они и впрямь беспокоятся об Анне. Она пустила их в квартиру, позволила изучить ее изнутри и рассказала много полезного. Ключ не дала, старая стерва, но и так вышло хорошо. Если бы не окно.

Они глубоко вдохнули и выдохнули, понемногу избавляясь от Николая. Следов не оставили, перчатки и бахилы в отдельный пакет. Куртку — сменить, убрать мимику и мысли Николая. Теперь уже навсегда. К этому неудачнику, которому не смогли помочь даже они, возвращаться больше не хотелось. Можно было бы сходить на могилу, отнести цветы…

Сейчас они пожалели, что избавились от матки, ее можно было бы принести вместо цветов, но утешились обещанием принести орхидеи — в них было что-то… такое же.

Подушечки пальцев уже сморщились под струями воды, и они наконец отпустили ту кровь, которая не попала на руки. Прочь из головы. Прочь! Нужно было идти к своему психологу, хоть и не хотелось. Психологу они не нравились, но особенно не нравился Николай. Может, психолог будет рада, что они избавились от Николая?

Психолог не была рада.