— Письмо получила, Анечка? — Кира Михайловна к ящикам подниматься не стала, но и к лифту не пошла. Упыриха. Словно ей нравилось видеть, как нервничает Аня. — Хорошее?

— Не знаю, — Аня с трудом вытолкнула очередную ложь сквозь пересохшие губы. — Дома посмотрю. До свидания, Кира Михайловна, я пешком пройдусь.

Такой откровенный посыл поняла даже непробиваемая соседка и, снова поджав губки гузкой, двинулась к лифту. Возможно, она даже собиралась подождать на этаже, пока Аня поднимется по лестнице, но той было уже все равно. Едва Кира Михайловна исчезла из виду, как Аня забыла о ней.

Она поднялась еще на один пролет до окна и села на подоконник. Письмо положила рядом и чуть толкнула пальцем, будто дохлую бабочку или жука. Плотная желтоватая бумага конверта не скрывала его толщины, а значит, надеяться, что там нет очередного рисунка, не стоило.

Аня думала было выбросить его прямо сейчас в мусоропровод, прийти домой, включить какой-нибудь мозговыносящий сериальчик и отключиться под него на диване. Или сначала порвать конверт вместе с содержимым на мелкие кусочки? Нет, это сложно. Под пальцами снова оказалась плотная бумага, которая так тяжело рвется. Однажды Аня так уже делала, это не принесло успокоения. И сжигала, и даже закапывала. Правда, ни разу ей не удалось побороть это странное чувство, заставляющее перед экзекуцией над бумагой сначала вскрыть конверт и посмотреть, что там.

На что она надеялась? Аня не знала. Она машинально вытерла мокрые щеки рукавом и некоторое время смотрела на темные разводы от теней и тоналки на светлой куртке. Потом слезла с подоконника и уверенно зашагала вверх по ступенькам. Две, пять, десять… Стоп.

Она вернулась и подняла конверт. Сунула в карман, не заботясь о том, чтобы не смять, и снова зашагала вверх, но уже куда медленнее.

Открыла дверь и вошла в квартиру. И лишь защелкнув за собой замок и привалившись к стене, соскальзывая на пол и вытягивая ноги, Аня наконец дала волю слезам.

«Ты сама виновата, Аня, — глотая слезы, думала она. — И мама так думает, и Ольга Сергеевна. Вообще все! Ты сама во всем виновата!»

Успокоившись лишь спустя четверть часа, она поднялась на ноги и, пошатываясь, прошла прямо в обуви и куртке в ванную. Тут она тщательно умылась, потом отчистила пятно на рукаве и сбросила сапоги на пол. Ваха был бы в ужасе, но он с ней не живет, а значит, не его дело, как она раздевается в своей, пусть и съемной, квартире.

Аня бросила куртку на пол, предварительно достав из кармана конверт. Открыла она его уже в комнате и осторожно развернула лист А4, будто ожидала увидеть внутри яд, чесоточный порошок или взрывчатку. Чего только не выдаст измученный мозг!

Но, может, было бы и лучше, если б там оказалось что-то подобное. Даже соль и пестрые перышки, которые Коля слал ей иногда еще в школе, якобы «заклятые ведьмой на любовь», не так пугали, как эти рисунки. Новый рисунок мало чем отличался от нескольких предыдущих. Когда Николай понял, что она не вернется к нему и будет жить своей жизнью? В больнице, куда его отправили по решению суда? Или позже? Аня не помнила. Но с тех пор его письма все время неуловимо менялись, и рисунки все чаще сопровождались анатомическими подробностями увечий, которые он нанесет Ане, чтобы она навсегда осталась одна. И с лица, за которое Аня перестала бояться еще лет десять назад, он перешел на тело.

Вот и в этот раз так же. Аня бездумно коснулась и скользнула пальцем по бумаге, обводя изгибы своего нарисованного тела. Недостаток художественных навыков Коля всегда компенсировал мельчайшими подробностями, и в который раз к страху и отвращению Ани примешалась досада. Если бы она тогда не пошла на поводу у окружающих, не поддалась слабости, не поверила бы, что это и есть настоящая любовь, разве сейчас ей было бы так страшно?

На рисунке разрез был изображен крест-накрест, кожа отведена в стороны аккуратными треугольничками, как на средневековых гравюрах. Как и там, жертва, то есть она, Аня, была еще жива и, казалось, сама с неудовольствием взирала на беспорядок в своих внутренностях. Ане оставалось надеяться, что и внутренности Николай срисовывал с гравюр или из анатомического справочника, а не вскрывал кого-то для этого. Все вокруг в один голос твердили, что это лишь эпатаж, и Николай физически не способен на то, чтобы реально кого-то вскрыть, даже труп, но Аня больше не верила им.

С трудом отведя взгляд от развороченного нутра, находящегося точно под ее крупной родинкой чуть ниже груди и до завитков внизу живота, Аня посмотрела на темную кляксу, которая вела от живота в сторону. На краю стекающей кляксы была тщательно вырисована матка. Аню замутило, как и этим утром, когда она вспомнила сон, и она снова коснулась живота. Кажется, Коля, словно зверь, чуял, что ее пугает больше всего. Маленькие женские хитрости не помогали преодолеть страх. Ни новая съемная квартира, ни новый парень, который, в отличие от предыдущего, не считал ее чокнутой и заочно не боялся преследующего ее психопата, ни эпиляция, благодаря которой рисунки Николая хоть немного, но стали менее точными, — ничто не помогало.

Аня иногда думала о том, чтобы удалить все родинки, а может, даже самой сделать гистерэктомию в больнице… Впрочем, обычно это означало, что пора менять таблетки, переставшие помогать, или менять дозу.

Аня вздрогнула и мотнула головой. Нет, она будет сильнее. Она даже не станет уничтожать рисунок, как бы сильно ей этого ни хотелось. Положит его к другим. Как свидетельство. В прошлый раз такие рисунки помогли ей надолго избавиться от Николая. И его родственников, которые до этого названивали, утверждая, что она портит мальчику жизнь. Впрочем, их бывшая классная руководительница Ольга Сергеевна до сих пор считала, что во всем виновата Аня, но ведь и в школу ходить ей больше не надо.

Аня разгладила рисунок, который уже успела немного смять, открыла нижний ящик стола и кинула листок туда, сунув следом и конверт. Потом открыла адресную книгу в телефоне и нашла номер, по которому не звонила уже несколько месяцев.

— Оставьте сообщение для Лебедевой Дианы Константиновны, — произнесла она, радуясь, что даже голос не дрожит. — Анна Максимовна Васятко. Да. Да, он снова прислал письмо. Да, угрозы. Нет, она просила обращаться напрямую к ней, а не к участковому. Спасибо.

Она положила трубку и прикрыла глаза, пытаясь отделаться от четкой картинки. Яркая блондинка из следственного комитета ей скорее даже нравилась. Правда, Ане казалось, что если бы она не вышла замуж несколько месяцев назад (Аня даже думала поздравить ее, но потом решила, что это будет неуместно), то превратилась бы в новую Киру Михайловну через несколько десятков лет. Любопытная, активная и внимательная к деталям, она тогда действительно сумела помочь. И вскоре быстро потеряла интерес к делам Ани. Аня не жаловалась — всегда хорошо, когда тобой перестают интересоваться следователи и криминалисты. Главное, чтобы после этого тобой не заинтересовались патологоанатомы. Но именно для этого Аня и звонила раз за разом Диане, разве нет?