— Заранее прошу прощения если эта песня покажется кому — то грубоватой, но когда речь заходит о правде, по другому нельзя.
И запел. Я видел удивленный взгляд Нины Александровны, веселый взгляд Маши, которая принимала все это за шутку и, разгорающиеся веселой злостью, глаза старика. Когда я закончил, дед удивленно покрутил головой и сказал:
— Едко, очень едко. Это что же, про современную Россию?
— Почему же только про Россию? — удивился я — В Америке тоже правды нет.
— Ее нигде нет — сказал Александр Викторович — и никогда не было, но только в России вечно занимаются ее поисками. Вот только откуда ты, американец, можешь знать, да еще так петь, такую песню!
Я не помню, — спокойно сказал я — я же память потерял, и потом, кроме вас, Александр Викторович, здесь все американцы.
— Может и так, — старик посмурнел лицом — язык не забыли, и то хорошо.
«Это ты врешь, старый пень, я русский — подумал я — и всегда останусь русским».
После ужина Маша предложила прогулку по саду, сгущались сумерки, мы побродили по садовым дорожкам, держась за руки, потом Маша лукаво улыбнулась и завела меня в беседку.
— Мне кажется, — сказала она — это очень романтическое место и ты просто обязан меня здесь поцеловать!
Видимо, я уже начал привыкать к ее постоянной инициативе, поэтому, без слов, обнял ее и поцеловал, причем без всяких скидок на возраст. Она ответила в том же духе, причем схватывала все прямо на лету. В общем, она была права, место было очень романтическое, стало совсем темно, я слегка подзабылся, и мы увлеченно целовались «по взрослому» минут тридцать. Потом с дорожки послышался голос ее мамы:
— Маша, хватит его лечить, оставь что нибудь на завтра, уже поздно, пойдемте спать!
Мы вышли из беседки, причем я прятал глаза, поскольку осознавал, что позволил себе лишнего, а вот Маша имела гордый вид. Когда мы вошли в освещенный холл, Нина Александровна посмотрела на нас и коротко хохотнула:
— Эх молодость! — восхищенно сказала она — Никакой помады не надо!
Я посмотрел на Машу, ее губы просто пылали малиновым цветом, она посмотрела на меня и восхитилась:
— У меня, такие же? — Спросила она у мамы.
— В своей комнате, в зеркале посмотришь.
Заканчивался второй день моей жизни, был ли я доволен? Я был просто счастлив, счастлив, как в далеком детстве, я лежал на кровати и мою грудь просто распирало от счастья. Кто не помнит свою смерть, тот меня не поймет, кроме самой жизни, щедро данной мне второй раз, были и другие причины — я нашел себе друга, Нина Александровна почему — то вызывала у меня безграничное доверие и, если я не рассказал ей все, то не потому, что не доверял, просто боялся, что ее отношение ко мне изменится. Я нашел себе прекрасную девушку, всегда боялся сильных слов и поэтому, даже в мыслях, называл Машу просто своей девушкой. Осталось только выполнить задание Старика, миссию, ради которой мне и дана вторая жизнь. Но там, с наскоку, ничего не решить, в принципе я всегда это знал — потребуется несколько лет планомерной работы. В который раз радуюсь своей необычной памяти, я работал над установкой с огромным интересом и, поэтому, помню теперь все в мельчайших подробностях. Выполню задание, и я свободен на всю оставшуюся жизнь.
Скрипнула дверь, и в комнату прокралась Маша в пижаме, было не очень темно, в комнату проникало наружное освещение дома, разглядев, что глаза мои открыты, Маша обрадовалась:
— Ты не забыл, что сегодня мы спим вместе?