«Нет уж, к дьяволу!» — внезапно подумал я. Царь Николай всегда обращался к Богу, однако, учитывая обстоятельства, время Бога должно было сейчас убраться к чертям. Я не собирался сдаваться. И демоны, недоступные канонизированному православием Николаю, были вполне доступны никчемному хронокорректору со щенячьей кличкой Ники.
В конце концов для Ники и Каина это всего лишь попытка.
Скомкав послание Великого Князя, я привычно бросил его в ведро.
Наконец думские прибыли, о чем и доложил Воейков, войдя в салон и звонко щелкнув каблуками.
Дослушав флигель-адъютанта, я выбрался на платформу, чтобы вдохнуть свежего зимнего воздуха перед самыми страшными переговорами в своей жизни. На улице стоял легкий мороз. Шел снег.
Издалека медленно наползал на станцию новый незнакомый мне поезд. Короткий, словно обрубленный, жуткий в мутном свечении звезд, отражавшихся в грязно-снежном покрове. Весь освещенный огнями, он состоял из паровоза с одним вагоном и медленно выдвигался из темноты. Это прибыли господа из Думы.
Господами, собственно, называл их генерал Рузский, именно так: «господа делегаты». Однако это было не просто вежливое обращение, принятое меж российскими подданными. На станцию Дно прибыли действительно Господа — господа моего будущего и будущего огромной древней страны.
Не знаю, почему, но руки мои при виде чужого поезда снова затряслись, хотя непосредственной опасности жизни или здоровью моему в этот печальный момент ничего не грозило. Я взглянул в вагонное стекло — в слабом отсвете станционных огней там отражалось смертельно бледное лицо царя Николая. Кожа выглядела коричневой, морщинистой, будто опаленной жаром. Под глазами налились чудовищные мешки — след бессонницы и переживаний. «Измена, трусость и обман!» [7]— кажется, так написал сам Николай в день отречения в своем дневнике. Разумеется, в той, реальной истории об этом писала
Тем временем короткий состав окончательно остановился, дыхнул в морозную ночь раскаленным паром, стальные колеса замерли над стальным полотном. Какие-то фигуры начали прыгать с подножек. Не в силах более наблюдать за явлением изменников-победителей, я вернулся в вагон-салон.
Туда же через пару минут, победно блистая глазенками, ввалился генерал Рузский. Он не нуждался в думских, чтобы убить или низложить монарха — стрелкового батальона на это хватало с лихвой, однако в поддержке нуждались останки дырявой совести. Матерый вояка
— Господа депутаты прибыли, Ваше Величество, — с некоторым вызовом сообщил он мне. — Изволите принять, Государь?
Воейков фыркнул, глаза Фредерикса наполнились гневом.
— Разве у меня есть выбор? — спросил я Рузского, Не глядя на изменника и не оборачиваясь. — Просите.
Новые «господа» России вошли один за другим. На этот раз я обернулся и внимательно оглядел гостей.
Заочно знакомый по
Родзянко вошел вторым, Шульгин — третьим. Но первым, первым вошел Гучков.
Дальнейшая диспозиция не изменилась, оставшись той же, что и на переговорах с Рузским. Мы сели за небольшим столиком. Вокруг царили тепло и уют: зеленый шелк по стенам и мягкий электрический свет, изливающийся на него с потолка.
Политическую программу изложили мне, не стесняясь и сухо, суровым чиновничьим речитативом — почти дословно повторив слова командующего фронтом об отречении.
Мне оставалось лишь слушать и бессловесно кивать.
Вся эта игра с переворотами являлась не моим делом, ведь я не являлся