— Очень мало, — ответила Харпа.

Эйнар взглянул на нее: его голубые глаза смотрели ей прямо в душу. «Он знает, что я лгу, — подумала в панике Харпа. — Как знал, что лгу во время разговора с полицейскими о Габриэле Орне».

И, почувствовав, что краснеет, она отступила на шаг, рухнула на кухонный стул и зарыдала.

Эйнар налил обоим по чашке кофе и сел напротив нее.

— Хочешь поговорить об этом?

Харпа покачала головой. С трудом перестала плакать. Отец ждал.

— Как улов? — спросила она.

Харпа имела в виду ужение на муху. Эйнар перестал выходить в море за сельдью на своей «Хельге» пятнадцать лет назад, после того как во время шторма его швырнуло на лебедку, в результате чего он получил тяжелую травму колена. Он провел несколько лет, приводя судно в порядок, потом продал его и свою квоту за сотни миллионов крон. С тех пор вел жизнь вполне состоятельного рыбака на покое, пока не послушал свою дочь.

Сперва Эйнар положил деньги на счета в «Одинсбанк» под высокий процент, и это позволяло ему жить в достатке. Но кто-то из его приятелей умудрялся заколачивать весьма высокую прибыль, спекулируя валютой или вкладывая деньги в процветающий исландский рынок акций. Он попросил совета у работающей в банке дочери, сведущей, как он полагал, в этих делах.

Дочь посоветовала ему не связываться со спекуляцией валютой и не вкладывать деньги в новые акции на бирже. Но банковские акции она посчитала достаточно надежными и рекомендовала ему «Одинсбанк». Он имел репутацию самого продвинутого из всех банков Исландии.

И Эйнар вложил все свои сбережения в акции «Одинсбанка». Когда же правительство национализировало банки прошлой осенью, они почти полностью потеряли свою цену.

Харпа удивлялась, как он еще мог ездить на рыбалку.

— Поймал я мало. И почти все время шел дождь. Но в выходные поеду снова. Может, больше повезет. — Он обнял Харпу. — Уверена, что не хочешь ничего мне сказать?

Харпа на секунду задумалась. Может, рассказать ему все? Он безоговорочно любит ее, так ведь? Он будет на ее стороне, что бы она ни сделала. Разве не так?

Но то, что она совершила, было ужасно. Необратимо. Она не простила себя и никогда не простит. Отец добропорядочный человек. Как он сможет простить ее?

А если узнает все и не простит, это будет невыносимо.

Поэтому Харпа покачала головой:

— Нет, папа. Ничего.