– Где ты была? – спрашиваю я, снова и снова целуя ее. – Я так волновалась.

– Мы сели в машину, и Джоли все время плакала. Почему все плачут?

– И что произошло потом?

– Она отвезла меня куда-то, в какое-то место рядом с нашим домом, где большие деревья, и затем мы должны были выйти из машины, но она начала плакать. А потом обняла меня, и мы поехали обратно.

– Ты знаешь, куда она подевалась?

– Нет. – У Полли грустный и серьезный вид. – Она только все время говорила: «Мне очень жаль, мне очень жаль». Наверное, это потому, что плюшевый мишка потерялся.

– Да, наверное, именно поэтому. Но плюшевый мишка вообще-то тут. Он на втором этаже.

Полли соскальзывает с моего колена и бежит на второй этаж. У меня в голове лихорадочно роятся мысли. По поводу чего Джоли говорила, что ей «очень жаль»? Что она имела в виду? У меня появляется неприятное предчувствие, что ничего хорошего все это не предвещает.

– С бабушкой все в порядке? – спрашиваю я у Полли, идя вслед за ней вверх по лестнице.

– Она просто немного… ну, слишком быстро дышала. Когда мы приехали в квартиру к тому мужчине. Папиному приятелю.

– А он… Этот папин приятель, он был с тобой любезен?

Она с удивлением смотрит на меня:

– Любезен?

– Он не… – Я осторожно подбираю слова. – Он не… кричал? Не пытался тебя… ударить?

– Нет. Он просто дал мне шоколадку и сказал, чтобы я вела себя хорошо. Поэтому я себя так и вела. Но мне не понравилась шоколадка, потому что она была с орехами. – Она мрачнеет. – Я ведь не люблю орехи…

– Да, ты не любишь орехи, – киваю я.

– Поэтому я положила шоколадку под подушку, чтобы не показаться невежливой. Он этого не видел.

– Ну и хорошо, – ухмыляюсь я. – Молодец. Поедем навестить бабушку в больнице?

Полли кивает, зевает и прижимает к себе плюшевого медвежонка.

– Но сначала давай заглянем домой, хорошо? – говорю я. – Думаю, мне лучше переодеться в чистое.