Безыменский поступил более оригинально, без экивоков на режим секретности: «В архивах такой переписки не обнаружено. Но это ничего не значит. В архиве Сталина следов нет, но они могли быть уничтожены»!?
«Ничего это не значит» — и все тут! Таково мнение специалиста по разгадыванию загадок Третьего рейха и, если не ошибаюсь, также доктора исторических паук. А то, что архив Сталина в момент издания Безыменским его упомянутой книги был еще закрыт, перекочевывая в Архив Президента, куда еще никого не допускали — так себе факт…
В-четвертых, другим особо часто используемым технологическим приемом при вводе фальшивок в научно-исторический оборот является незаметное для постороннего глаза включение в текст рукописи мемуаров авторитетного в общественном сознании лица, искусно составленного в характерной для последнего стилистике фальшивого тезиса (фальшивых сведений) или же просто приписывание ему оглашение в приватном порядке тех или иных якобы фактов, якобы имевших место при его жизни. Обычно это делается либо через публицистику за авторством журналистов, либо через мемуары известных писателей, давно ушедших из жизни, поскольку в их среде нередки случаи завещаний опубликовать такой-то труд только после ухода автора из жизни и не ранее, чем пройдет такой-то срок (к слову сказать, упомянутая книга Симонова имела именно такое ограничение и потому была передана в печать только спустя десятилетие после его кончины). Такая ситуация открывает исключительные возможности для манипуляции с самим текстом, в том числе и для включения в него тех или иных тезисов, которые сам автор при жизни вряд ли бы допустил.
Особая подлость манипуляции в рассматриваемом случае заключается в том, что фальшивку запустили через мемуары писателя Симонова, как действительно «властителя дум того поколения». Расчет прост — кто ж посмеет усомниться в порядочности, честности и объективности известнейшего писателя-фронтовика?! Увы, приходится сомневаться — причина на примере истории с мемуарами того же Микояна была показана, — но не в личной порядочности и честности Симонова, в том числе и как писателя, об этом и речи быть не может (да и не наше это дело), а в порядочности и честности тех, кто столь нагло, подло и цинично использовал рукопись его мемуаров. Ведь никто до сих пор не обратил внимания на то, что, якобы озвучив в приватной беседе с Симоновым такие сенсационные на первый взгляд данные, сам же Георгий Константинович Жуков никогда и нигде об этом не писал, даже в неопубликованных частях рукописи своих мемуаров, которые изданы в качестве приложения к двухтомному изданию «1941 год», более известному среди историков как «малиновка». Ведь куда сподручней было использовать рукопись именно его мемуаров, а не приплетать к этой фальшивой истории известного и авторитетного писателя. Увы…
Приписать хотя бы исходя из того факта, что авторству Г.К. Жукова принадлежит такой, вежливо говоря, жуткий донос на Сталина, который он под грифом «секретно» за № 72с направил в ЦК КПСС 19 мая 1956 г. как проект своей речи на предстоявшем тогда пленуме ЦК КПСС[187]. Но вот беда. Даже в этом, имевшем гриф «секретно» доносе, маршал, который, что называется, «от души» облил несусветной грязью Сталина и свалил на него всю вину за трагедию 22 июня, ничего подобного не написал. А ведь это был самый разгар варварской вакханалии антисталинизма, спровоцированной проклятым докладом пресловутого Хрущёва на Иудином XX съезде КПСС. Ведь запросто, тем более под грифом «секретно», мог такое указать, если оно имело бы место быть в реальной истории. В этой связи небезынтересно заметить, что в упомянутом доносе под грифом «секретно» маршал «вспомнил» и полностью процитировал одну из своих докладных аж от 11 апреля 1941 г. по рутинному тогда вопросу, которую он тогда направил на имя Молотова с просьбой довести до сведения Сталина ее содержание, а вот такой «сенсационный» факт, как ознакомление с якобы взаимными посланиями Сталина и Гитлера, «странным образом» исчез в бездонных глубинах памяти маршала, а через 10 лет после этого не менее странным образом «всплыл»!? Ведь Хрущеву такой факт ох как понравился бы в его совершенно идиотской борьбе с «культом личности».
Более того. Даже ближайший соратник Сталина — Вячеслав Михайлович Молотов, который в тончайших деталях знал все о советско-германских отношениях накануне войны, за 17 лет общения с писателем Феликсом Чуевым не то чтобы ни единым словом, но и даже ни единым даже очень глухим намеком не показал, что такое могло быть.
Сейчас уже ни для кого не секрет, что мемуары маршала Жукова от издания к изданию изменяются и дополняются, причем самым парадоксальным образом, учитывая текущую на тот или иной момент современной истории политическую конъюнктуру. И каждый раз утверждается, что все эти изменения и дополнения делаются по рукописи маршала. Но еще более поразительно, что с каждым разом эти изменения приобретают все более негативный по отношению к Сталину характер. Этот пример действительно широко известен всем историкам, занимающимся историей Великой Отечественной войны, а также просто интересующимся этой тематикой, не говоря уже о том, что не менее хорошо известно, что рукопись маршала получила от военно-партийной цензуры замечаний, рекомендаций и пожеланий к исправлению на 500 страницах. Что в мемуарах маршала сугубо лично от Жукова, а что от этих 500 страниц, состряпанных вурдалаками военно-партийной цензуры и прочих, в том числе и современных, манипуляторов, — крайне запутанная история, требующая особого, тщательного, исключительно скрупулезного исследования. И это не считая того, что и сам маршал зачастую наводил такую тень на плетень, что в ряде случаев и поныне невозможно разобраться или, по меньшей мере, крайне трудно разобраться.
Так вот если маршала вынудили включить в текст мемуаров эпизод, над которым весь СССР в буквальном смысле слова закатывался в гомерическом хохоте, — когда он, маршал и представитель Ставки Верховного Главнокомандования якобы заехал к никому не известному во время войны полковнику Л.И. Брежневу, чтобы переговорить да посоветоваться с ним, то почему при всех странных изменениях и дополнениях якобы по рукописи маршала, которые вносятся от издания к изданию уже много лет после его смерти, не внести также и такое «дополнение», как краткое изложение якобы истории якобы с обменом посланиями, с которой он якобы был ознакомлен лично Сталиным?! Каким это образом фальсификаторы умудрились избежать такого искушения и не использовали вариант с рукописью самого маршала?!
А по той простой причине, что тогда пришлось бы уже от имени маршала стряпать новую фальшивку о том, как он беседовал с Симоновым для включения ее в текст его же, маршала, рукописи, а это дало бы возможность сравнения с тем, что уже было включено в текст мемуаров Симонова. При составлении фальшивок именно на такие, вежливо говоря, «обоюдные подтверждения» устанавливается абсолютное табу.
Вот почему и был избран иной вариант — при «помощи» давно ушедшего из жизни Симонова «заставить» давно покинувшего этот несовершенный мир Сталина «ознакомить» давно усопшего маршала Жукова со своей якобы имевшей место якобы личной перепиской с Гитлером и ради этого впихнуть оглашение этой истории в уста давно ушедшего из жизни полководца, который был в дружеских отношениях с авторитетнейшим писателем и потому поделился с ним таким откровением?! Кто будет проверять, было оно или не было?! Весь расчет именно на это — кто посмеет усомниться?! Разве такой вариант не реален?!
Что, скажете, перегибаю палку?! Увы, аналогичные факты истории не позволяют. Возьмите, например, до сих пор гуляющую подлую фальшивку о том, что выдающийся русский ученый, врач-психиатр В.М. Бехтерев каким-то непонятным образом, якобы осмотрев Сталина, сделал вывод, что-де он параноик, и едва только озвучил этот диагноз, как тут же и преставился Всевышнему. Между тем еще в 1995 году в опубликованном на стр. 3 № 39 еженедельника «Аргументы и факты» интервью внучка выдающегося русского ученого, которая и сама при жизни являлась выдающимся деятелем науки — увы, ныне покойная Наталья Петровна Бехтерева вдребезги разнесла эту фальшивку (жаль только, что с опозданием): «Это была тенденция — объявлять Сталина сумасшедшим, в том числе и использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе мы бы знали. Дедушку действительно отравили, но из-за другого. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был хороший человек и как погиб, смело выполняя свой врачебный долг. Какой врачебный долг? Он был прекрасный врач, как он мог выйти от любого больного и сказать, что тот параноик? Он не мог этого сделать». И далее добавила: «У нас в семье всем было известно, что отравила Владимира Михайловича его вторая жена — Берта Яковлевна».
Едва ли кому-либо из читателей не стало понятно, откуда ветер дул. Правильно, эта фальшивка в очередной раз вылезла в период резкой активизации антисоветской, прежде всего антисталинской пропаганды времен поздней горбачевщины. А пропагандой в те времена руководил пресловутый «серый кардинал» ЦК КПСС и «мозг» разрушительной катастройки, небезызвестный враг СССР А.Н. Яковлев, который в постсоветское время — пока не преставился — с циничной насмешкой заявлял, что главным для него было уничтожить Советскую власть и социализм, прежде всего путем полной дискредитации в глазах советского народа особенно сталинского периода и самого Сталина.
Вот кто давил на внучку выдающего русского ученого — Яковлев и его присные. А в очередной раз эта фальшивка вылезла потому, что ее уже пытались использовать еще при подготовке свержения Сталина в 1937 г., хотя заготовка на эту тему была состряпана еще в 1927 г. и тогда же планировалось ее использовать впервые. Правда, ни в 1927-м, ни в 1937 гг. не вышло, и на время все затихло. Прошли десятилетия. Но как только настала не столько перестройка, сколько катастройка нобелевского комбайнера Горбачёва и К°, фальшивку вытащили из нафталина, отряхнули и вновь запустили в дело.
Вы спросите, а зачем понадобилось имя Бехтерева, например, в 1927 г.? Так затем и понадобилось, что он был не только выдающимся ученым, врачом-психиатром, но и, увы, еще в годы Первой мировой войны принял активное участие в психологической войне против кайзеровской Германии и лично против кайзера Вильгельма II. В 1916 г. вышла брошюра Владимира Михайловича Бехтерева — «Вильгельм — дегенерат нероновского типа», в которой писал: «Ясно, что если Вильгельм не может быть признан душевнобольным человеком, то он не может быть назван и вполне здоровым, ибо вышеуказанные особенности его натуры доказывают его неуравновешенность и склонность к ненормальным психическим проявлениям и расстройствам, которые столь обычны для всех вообще дегенератов…
.. Со стороны читателя уместен, однако, вопрос, много ли вообще различия между душевнобольным и дегенератом, и стоило ли защищать Вильгельма от признания его душевнобольным, если приходится признавать его дегенератом с чертами прирожденного преступника, так ярко описанными Lombroso»[188].
Вся эта брошюра не более чем подкрепленное авторитетом выдающегося ученого целенаправленное навешивание крайне оскорбительных пропагандистских ярлыков на предводителя вражеского стана. В период войны так делают все, стремясь морально, психологически деморализовать, психически подавить противника. Например, едва Гитлер был приведен к власти в Германии, он уже был объявлен «бешеной собакой», заведшейся в Берлине. Причем объявлен именно англичанами, которые сыграли немаловажную роль, если не одну из ключевых, в его приводе к власти. Или вспомните хотя бы уникальнейшие карикатуры на Гитлера и его присных, которые во время войны постоянно публиковали наши знаменитые Кукрыник-сы, или великолепные цирковые репризы знаменитого клоуна Карандаша во время войны, за что они даже были внесены в список личных врагов Гитлера.
Так что нет ничего удивительного в том, что вновь было востребовано имя выдающегося русского ученого — не обратить внимание на такого специалиста было невозможно. И, кстати говоря, заметьте, что фальшивка выползла сразу после смерти Бехтерева — тогда, в конце 20-х гг. прошлого века, действительно имел место первый приступ активизации антисталинской оппозиции, нацеленной на государственный переворот, что заметил даже знаменитый французский писатель Анри Барбюс, активизирована во второй половине 30-х гг. прошлого века в тех же целях, но тогда все сорвалось, а в следующий раз она была реанимирована уже во времена горбачевщины. И, увы, до сих пор гуляет по темным закоулкам сумрачно слабых умов либерастов…
Или такой пример. После развала СССР полки книжных магазинов России заполонили мемуары всевозможных предателей и перебежчиков из СССР, прежде всего из разведки. Но если часть из них действительно самостоятельно намалевали свои паскудные мемуары, пускай даже и с учетом требований своих западных хозяев, что, кстати говоря, было очень заметно, то вот один из них — Вальтер Кривицкий, он же Самуил Гершевич Гинзбург — не имел даже понятия, что от его имени было опубликовано в его же мемуарах, которые были переведены с английского на русский язык и огромными тиражами издавались в постсоветской России под названием «Я был агентом Сталина». Хотя книгу он успел увидеть, прежде чем покончить жизнь самоубийством в очередном припадке страха перед возмездием за измену Родине. На эту книгу до сих пор ссылаются даже солидные и вменяемые историки, не подозревая, что это настоящая фальшивка. Оно так и продолжается до сих пор, хотя Элизабет Порецки — супруга его же земляка и друга, с которым вместе служил в советской разведке, и такого же предателя-перебежчика на Запад — Игнация Порецкого (он же Натан Маркович Порецкий), убийство которого он организовал по требованию Ежова, давно разоблачила его мемуары. Удрав на Запад вместе с мужем, эта мадам тоже накропала мемуары (они также переведены на русский язык и опубликованы под названием «Тайный агент Дзержинского»), в которых вдребезги разнесла «мемуары» Кривицкого, пояснив, что он не знал английского языка, на котором они написаны, что «мемуары» стряпали некие «литературные негры». На самом же деле один — мерзавец по имени Исаак, он же Айзек Дон-Левин, старый агент-пройдоха британской разведки в США. Что этот мерзавец наплел в «мемуарах» Кривицкого — сам черт не разберет, но все якобы со слов Кривицкого, который приватно откровенничал с ним, не подозревая о тех баснословных гонорарах, которые отхватывал пройдоха Дон-Левин у различных журналов и издательств, публикуя у них тщательно переработанные рассказы Кривицкого.
Или, например, «мемуары» шефа нацистской внешнеполитической разведки Вальтера Шелленберга, впервые изданные в России под названием «Лабиринт» еще в конце прошлого столетия. Вальтер Шелленберг понятия не имел, что же вышло в свет под его именем, а уж о поднятой вокруг его «воспоминаний» шумихе и вовсе был лишен возможности даже догадываться, поскольку к моменту их выхода в свет — а произошло это в августе 1956 г. в Великобритании на английском языке, экс-обер-шпион Третьего рейха уже четыре с лишним года как пребывал в могиле, куда его еще 31 марта 1952 г. спровадила британская разведка, устроив ему «ураганный рак» прямо в клинике Форнака в городе Турине.
В действительности же Шелленберг никаких мемуаров не писал, не редактировал, названия им не давал, а соответственно и не менял (на разных языках они по-разному называются), и уж тем более сам лично ничего не издавал и в отношения с издательством не вступал. Все, что он успел якобы написать с середины мая 1945 г. до своей «ураганной» смерти — свыше 1000 рукописных страниц, — это всего лишь черновые записи адресованного британской разведке «отчетного доклада» по передаче «бесценного опыта» ведения разведывательно-подрывной деятельности, в том числе и прежде всего против СССР. А в основу его «мемуаров» была положена его детальная, многостраничная автобиография, собственноручно написанная им по требованию британской разведки еще в период пребывания в плену. Между тем даже сами сотрудники МИ-6 (например, высокопоставленный и высококвалифицированный разведчик, политолог и историк Хью Тревор-Роупер) еще в конце 40-х годов XX века считали, что эта автобиография «не может быть использована как беспристрастный источник свидетельств» (кстати, его мнение приведено прямо в предисловии к «мемуарам»). К автобиографии были добавлены собственноручные показания Шелленберга на допросах, а на основе всего этого и были состряпаны «мемуары». И никто никогда не обращал внимания на то, что в предисловии к первому изданию его якобы «мемуаров» на английском языке английский издатель нагло указал, что попавшая ему в руки «рукопись» Шелленберга «находилась в полном беспорядке». Но разве мог генетически педантичный и аккуратный немец, к тому же прошедший суровую школу в спецслужбах Третьего рейха, столь бессистемно и хаотично излагать на бумаге свои мысли? Такое могло случиться только в одном случае — когда материал был понадерган из разных протоколов допросов и собственноручных докладов Шелленберга. Вот почему все то, что хорошо известно под названием «Лабиринт», есть не что иное, как результат тотальной перекройки и переделки этих «черновиков» в сочетании с крупномасштабными купюрами особо опасных для Великобритании и ее разведки мест. В результате разница между теми, настоящими записями Шелленберга и тем, что в итоге было опубликовано, — принципиальна! Это особенно заметно при сравнении текстов его якобы «мемуаров» на английском, французском и немецком языках (на последнем они были изданы только после двух первых). А ведь на его «мемуары» часто ссылаются даже солидные и вменяемые авторы, особенно когда речь заходит о событиях 1937–1938 гг., прежде всего о ликвидации заговора Тухачевского.