Я закрыл глаза и погрузился в таинственный, чарующий слух перелив немного грустной мелодии. Мне пригрезилась тихая лунная ночь. Черный небосвод усыпан россыпью мерцающих огоньков, огромная полная луна роняет серебро, проливая его на все вокруг. Под ее призрачным светом голубеют сонный лес, и поле, и мосток, что перекинут через широкую реку. Лунный свет слоится мягкими вспышками на томно перекатывающихся водах реки. И тут — порыв ветра! Склонились кроны берез и одинокой ольхи, зеркало воды разбилось яркими всполохами ряби…

— Хозяин?

— Ну что?!

— Я думал, вы заснули. В мою программу включена эко-функция.

— Безобразие! Это… это черт знает что! — вспылил я, саданув кулаком по мягкому подлокотнику кресла.

— Кстати о безобразии.

— Что такое?

— Холодильник на вас жалуется, хозяин.

— Час от часу не легче! — нахмурился я. — Чем же я не угодил этой прожорливой скотине?

— Он говорит, что вы имеете привычку подходить к нему с утра в трусах, открывать дверцу и долго стоять так, делая странные скребущие движения рукой.

— Да что возомнил о себе этот проклятый ящик? — задохнулся я от подобной наглости. — Он железяка! Железяка, которая должна заниматься исключительно своим делом: холодить! Ну, возможно, следить за продуктами, а не за мной. Может, прикажешь мне фрак одевать всякий раз, как я к нему собираюсь подойти? Я у себя дома, в конце концов! — разошелся я. — Скажи ему, если его что-то не устраивает, то будет гнить на свалке!

— Почему вы сердитесь, хозяин? Мое дело передать вам жалобу. Кстати, стиральная машина…

— Ей-то я чем не угодил? — хлопнул я себя ладонью по лбу. — Опять насчет носок?

— Нет, хозяин. Тут дело почище холодильника.

— Ну что еще? — застонал я.

— Даже не знаю как сказать… — замялся телевизор.

— Говори уж, как есть. Добивай меня.

— В общем, стиральная машина… она недовольна…

— Чем же?

— Ну, скажем, вы не могли бы принимать ванну в плавках?