— Рекомендую доверять ей и прислушиваться к ее советам. У нее великие знания.
— Разумеется, — отвечает Аомамэ.
Советы советами, но отныне учиться придется самой — и защищаться тоже самостоятельно. Несомненно, у хозяйки «Плакучей виллы» — великие знания.
И реально большая сила. Но кое-что ей все-таки невдомек. Вряд ли она догадывается, по каким законам и принципам вертится Мир-1Q84. А того факта, что в небе теперь две луны, так и просто не замечает.
Положив трубку телефона, Аомамэ ложится на диван и засыпает на полчаса. Ненадолго, но глубоко. Ей снится пустота. В этой пустоте она размышляет о многих вещах. И записывает свои мысли невидимыми чернилами на белоснежных страницах блокнота. А когда просыпается, вдруг обнаруживает у себя в сознании поразительно ясный и конкретный план действий.
Я рожу ребенка, твердо знает она. Он придет в этот мир счастливым. И будет жить, как подсказывает Тамару, носителем своей субъективной этики.
Она прикладывает ладонь к животу и прислушивается. Но пока ничего не слышит. Всему свое время.
Глава 12
После завтрака Тэнго принял душ, вымыл голову, побрился. Натянул загодя постиранное и высушенное белье, оделся, обулся. Вышел из гостиницы, купил в привокзальном киоске утреннюю газету, заглянул в ближайшую кофейню и выпил горячего кофе.
В газете он не нашел ничего примечательного. Пробежав глазами новости, он осознал, что мир — место скучное и безжизненное. Все равно что прочел о событиях недельной давности. Он сложил газету и посмотрел на часы. Девять тридцать. В лечебницу пускают с десяти.
Собраться в дорогу труда не составило. Всех вещей — раз-два и обчелся. Смена белья, туалетные принадлежности, с десяток книг да пачка писчей бумаги. Все уместилось в холщовую сумку. Забросив ее на плечо, Тэнго расплатился за номер, дошагал до станции, сел в автобус и добрался до санатория. Начиналась зима. На утреннее взморье уже почти никто не ездил, и на остановке сошел он один.
В фойе он, как обычно, вписал в журнал посещений свое имя и дату визита. В регистратуре дежурила молодая медсестра — он уже встречал ее здесь, хотя и нечасто. У нее были пугающе тонкие и длинные руки-ноги, отчего она походила на доброго паучка, показывающего путникам дорогу в лесу. Сестры Тамуры в очках, которая обычно здесь сидела, теперь за стойкой не оказалось. Тэнго облегченно вздохнул. Отвечать на ее ироничные расспросы о том, как он вчера проводил Куми Адати домой, хотелось бы меньше всего на свете. Сестры Оомуры с ручкой в волосах также нигде видно не было. Все его вчерашние компаньонки будто провалились под землю, словно три ведьмы из «Макбета».
Хотя, конечно, никто никуда не проваливался. У Куми Адати сегодня выходной, а подруги ее вчера заявляли, что выйдут на работу как обычно, — и, скорее всего, уже несут вахту где-то в других местах.
Тэнго поднялся на второй этаж, подошел к двери отцовской палаты. Негромко стукнул два раза. Открыл. Отец крепко спал — в той же позе, что и всегда. От вены на руке убегала вверх трубочка капельницы, из-под одеяла вниз — катетер. В палате — никаких изменений со вчерашнего дня. Окно закрыто и занавешено. В спертом воздухе стояла вонь от выделений больного вперемешку с запахами лекарств и ароматом цветов на окне. Хотя сил у отца почти не осталось и в сознание он не приходил уже очень долго, метаболизм не нарушался, и старик пока находился по эту сторону границы миров — там, где «быть» означает еще и «пахнуть».
Войдя в палату, Тэнго первым делом раздвинул занавески и распахнул окно. Стояло чудесное утро. Свежий, в меру прохладный воздух ворвался в палату. Солнечные лучи заливали комнату, а легкий ветер с моря покачивал занавески. Одинокая чайка с поджатыми лапками парила над сосновой рощей. Стайка воробьев оккупировала телефонные провода. Птахи то и дело перескакивали с одного провода на другой, напоминая ноты на партитуре у композитора, который постоянно все переписывает. Ворона, усевшись на уличный фонарь, каркала и озиралась так, словно никак не могла решить, что же ей делать дальше. В небе плыли облака — высоко, далеко и без какой-либо связи с человеческой жизнью.
Стоя к больному спиной, Тэнго разглядывал пейзаж за окном. Живое переплеталось там с неживым, подвижное — с неподвижным. Тот же пейзаж, что и всегда, абсолютно ничего нового. Этот мир продолжал вертеться, ибо ничего другого ему не оставалось по определению. Он просто функционировал, как простенький будильник — без скрипа и проволочек. А Тэнго стоял и бесцельно разглядывал его, невольно оттягивая минуту, когда окажется лицом к лицу с тем, кого называл отцом. Хотя, разумеется, вечно так стоять не годилось.
Наконец решившись, он опустился на складной стул у кровати. Отец лежал на спине — лицом к потолку, глаза плотно закрыты. Толстое одеяло аккуратно, без единой складочки закрывало его до самого горла. Глаза ввалились так, будто некое крепление вышло из строя, и они упали внутрь черепа. Попытайся отец их открыть, он увидел бы мир словно со дна глубокой ямы.
— Папа, — негромко позвал Тэнго.
Отец не ответил. Ветер, гулявший по палате, неожиданно стих и ненадолго перестал теребить занавески. Так увлеченный делом работяга застывает на месте, вдруг вспомнив о чем-то важном. И чуть погодя, спохватившись, методично продолжает работу.
— Я возвращаюсь в Токио, — сказал Тэнго. — Потому что не могу здесь быть постоянно. Отгулы закончились, мне пора опять на работу. Пускай не ахти какая, но это все-таки моя жизнь…