— Простите, но я, возможно, не смогу вернуть вам «хеклер-унд-кох».
— Ничего. Считай это моим личным подарком. А станет опасно хранить — выбрось в Токийский залив. Пускай мир еще на один шажок приблизится к разоружению.
— Вполне возможно, я так из него и не выстрелю. И нарушу закон Чехова.
— И это неважно, — отвечает Тамару. — Если можешь не стрелять — не стреляй. Двадцатый век кончается. Со времени Чехова слишком многое изменилось. По улицам больше не ездят на лошадях, а дамы не носят корсетов. Человечество умудрилось пережить нацизм, атомный взрыв и молодежную музыку. Да и литературу нынче сочиняют по совсем другим принципам. Так что не бери в голову… И последний вопрос. Сегодня в семь вечера ты встретишься с Тэнго Каваной на детской горке.
— Если все будет хорошо, — говорит Аомамэ.
— И чем же вы будете заниматься на детской горке, если все-таки встретитесь?
— Смотреть на луну вдвоем.
— Как романтично, — с интересом произносит Тамару.
Глава 27
Телефон зазвонил утром в среду, когда Тэнго еще спал. Заснуть ему удалось только ближе к рассвету, и то благодаря виски, которым теперь пропиталось его нутро. Выбравшись из постели, он огляделся и с удивлением обнаружил, что уже совсем светло.
— Господин Тэнго Кавана? — спросил в трубке незнакомый мужской голос.
— Слушаю, — ответил Тэнго. Наверно, насчет формальностей по случаю смерти отца, подумал он, поскольку его собеседник говорил спокойно и по-деловому. Но на будильнике не было и восьми. Ни из мэрии, ни из похоронного бюро в такую рань никто не звонит.
— Простите, что ни свет ни заря. Но вопрос не требует отлагательств.
Что-то срочное, понял Тэнго.
— Какой вопрос?
Голова была еще как в тумане.
— Вам о чем-нибудь говорит фамилия Аомамэ?
Аомамэ? Сонливость и хмель немедленно улетучились. Картинка в голове сменилась, как декорации на театральной сцене.
— Говорит, — ответил он.
— Довольно редкая фамилия.