– Другие здесь люди – хмуро буркнул Аносов – это у вас там золотой телец всем правит, а мы еще за идею стоим!

– Угу, угу… – скривился я – насмотрелся я, как стоят за идею! Вот завтра пойдем к одной…идейной! Идеями здесь прикрывают свое стяжательство, свою жажду денег и власти! Впрочем – как и у нас. Как только я слышу пафосные, высокие слова о всеобщем светлом будущем, так сразу настораживаюсь…не верю я в высокие слова. Понимаю, что политик должен их говорить, что так положено, иначе народ не примет, а все равно не могу. Наелся я этого революционного пафоса! О, наш заказ несут! Наконец-то!

Ужин был хорош. Я так наелся жареного над углями барашка (люблю бараньи ребрышки с жареным картофелем, просто обожаю!), что отяжелел, осоловел, и расправившись с мясом последней косточки, расслабился, откинувшись на спинку стула и погрузился в нирвану, попивая ледяное пиво и глядя на лунную дорожку над морем. Мне было хорошо. Что будет завтра – не знаю. Но этот вечер очень хорош! Вкусная еда, надежный друг рядом, тепло и уютно – что еще нужно мужчине, чтобы понять, как ему хорошо! Если только красивую женщину для завершения вечера…но…Ольга далеко, а подцеплять местную красотку не хочется. Вместе с красоткой можно и еще кое-что подцепить…а это глупо и смешно, для анекдотов.

– Так ты все-таки не сказал – что думаешь по поводу ребенка? – вырвал меня из нирваны голос Аносова – Может все-таки попробовать? Деньги у меня есть, договорюсь с роддомом, дам им на лапу…

– Я не знаю, какого черта ты вообще уперся в эту идею? Скажи честно, без обид, ты импотент? У тебя уже не стоит?

– Да пошел ты! – обиделся Аносов – Причем тут это?

– Да притом, черт подери! Чего дурью маешься?! Ты еще молодой мужик! Симпатичный, совсем не урод! Денег куча! Квартира! Ты что, бабу найти не можешь?! Ну давай я Ольгу попрошу, она по старым своим журналистским связям поищет, сведет тебя с какой-нибудь молодой женщиной – вот и заделаешь ей ребенка! Своего ребенка, понимаешь? Плоть от плоти, кровь от крови! И ты будет знать, что это твой ребенок, твои в нем гены, и воспитаешь его настоящим мужчиной! Или если девочка – будет красивая девочка, без дурных наклонностей! Кстати, девчонки – они самые лучшие! Пацаны тебя нафиг пошлют, и займутся своими делами, а девчонка – тебя до самой смерти будет тащить, ухаживать за тобой, любить папку! Проверено!

На меня вдруг накатила такая волна печали, такая боль, что я даже скривился – дочка! Я старался о ней не вспоминать – уж очень больно. Плакала небось над моей могилой, переживала за папку. Жена – да, она любит, да, она поплачет на могиле…а потом найдет себе хорошего мужика. И потихоньку забудет. А дочка – не забудет. До конца своих дней. Потому что мужиков много, а папка…папка – он один.

– Семью вспомнил? – тихо спросил наблюдательный Аносов.

– Да… – сказал-каркнул я сразу пересохшим горлом – Я бы все отдал, лишь бы они были со мной. Все равно где – здесь, или там…

– А ты можешь уйти…туда? – тихо спросил Аносов, почему-то оглянувшись по сторонам.

– Пока что – нет – так же тихо ответил я – Меня отталкивает от места перехода. Так отталкивает, что я теряю сознание. Болит голова, накатывает. Я когда Зину и Настю туда отправлял, сознание потерял – пришлось подойти близко к порталу. А мне было нельзя. Так что не доберусь я до семьи… Ладно, давай не будем об этом. Тем более – здесь. Все-таки государственная тайна.

– Подожди…один вопрос. Ты сказал – пока что. Это что значит? Что может наступить момент, когда сможешь?

– Возможно – кивнул я – когда исполню то, что мне предназначено. Только не спрашивай, что именно предназначено – я не знаю. Чувствую, когда поступаю правильно. И чувствую, если собираюсь пойти неправильной дорогой. Будто кто-то наверху дергает за ниточки и направляет меня туда, куда нужно. Вот так, друг мой…

– Мне жаль тебя…и я тебе не завидую. Ты известный писатель, богач, тебя любят женщины и ценит власть. Но ты настолько несвободен, насколько может быть несвободен…

– Раб? – закончил я за Аносова и криво усмехнулся – Ну что же…все мы…рабы божьи. А исполняю предназначение, и Провидение мне за то платит. Здоровьем, силой, богатством. Начну чудить, уйду с правильной дороги…скорее всего меня просто не будет. Я случайно погибну. Ну…мне так кажется. Есть у меня такое чувство. Но…разве ты полностью свободен? Свобода – это иллюзия. Нет абсолютно свободных людей.

Мы замолчали, и еще долго сидели, поглядывая на море, на гуляющих людей, на светлячков, которые как волшебные феи кружились в воздухе между магнолиями. Было грустно и хорошо. Ощущение безвременья и покоя…

Спал я как убитый, ничего не снилось. Утром сходили в кафешку (ресторан был закрыт, рано), позавтракали – я ел как будто месяц голодал, Аносов съел яйцо под майонезом и запил его чаем, с недоверием и некоторым отвращением наблюдая, как я пожираю огромную порцию гуляша, заедая пирожками с рисом и яйцами. Вчера он под конец вечера с расстройства выпил грамм триста армянского коньяка, и теперь был слегка с похмелья, что не способствовало хорошему аппетиту. Когда долго обходишься без спиртного, организм отвыкает и для того, чтобы опьянеть, а потом получить хорошенькое похмелье, нужны гораздо меньшие объемы спиртного, чем если бы ты каждый день потреблял понемногу. По себе это знаю.

В кафе, где заведующей работала Берта Бородкина, она же Железная Белла, мы отправились после завтрака. Можно было бы поесть и там, но…почему-то не хотелось. Отравить не отравит – Белла очень заботилась о том, чтобы пиво разбавляли только кипяченой водой, и чтобы никто не отравился плохой едой (а то ведь комиссия может нагрянуть, разоблачат хищения!), но не хотелось служить в роли лоха, которого обдурили ушлые столовские работники.

Кафе, как кафе – не хуже и не лучше других. Что-то среднее между столовой и рестораном. Цены не такие низкие как в столовой, и блюда не такие убогие, как в дешевой столовке, но до ресторана точно недотягивает. Но зато проходимость очень хорошая – народ заполнил кафе почти на восемьдесят процентов, и это в девять утра!