— Да. Недостаточно… старый, — позволил себе шутку Ершов.

Госсекретарь неодобрительно нахмурил брови.

— Есть неприятный аспект в договорах с Великобританией. Они придерживаются буквы договора. В вашем договоре есть пункт о пленных. Британцы всегда могут поставить под сомнение его исполнение вами.

— У нас нет ни одного британского пленного. Гусев вывез всех на Занзибар.

— Это хорошо. Я потребую исключить пункт обмена пленными из договора.

В комнату, негромко постучав, вошел помощник Шермана.

— Мы подойдем через десять минут. Напомните британскому послу, что пункт обмена пленными сформулирован некорректно. Чтобы не затягивать подписание договора, его надо исключить.

Помощник деловито вышел.

— Что будет, если британский посол не захочет подписать договор?

— Президент недоволен убийствами высоких гостей на территории США. Это неуважение. Комиссия по ценным бумагам не будет расследовать ваши спекуляции. Вам разрешено производить быстроходные суда, неизвестного назначения, закупать боеприпасы, машины и оборудование. Можете разорвать договор сразу, как только британский посол начнет свои проволочки.

Десять минут госсекретарь сидел молча, погруженный в свои мысли. Ему было за семьдесят. Возможно, Шерман попросту отдыхал. Вновь, предварительно постучав, вошел помощник Шермана. Он посмотрел на Ежова, и тот поднялся в ожидании госсекретаря.

Когда Шерман вошел в зал все встали. Госсекретарь уселся во главе стола.

— Договор тщательно проработан. Пункт об обмене пленными исключен, как и высылка герцога Кауаи. Герцог принимает на себя титул короля и в этом качестве подписывает договор.

— Короля? Есть смысл дождаться официальной коронации в Гонолулу, — после долгой паузы сказал британский посол.

— Как вам будет угодно. США выполнили все свои обязательства. Никакие ограничения на республику Гавайи больше не действуют. Это позиция президента, — подвел черту Шерман, и выжидающе посмотрел на посла.

— Коронация — это формальность. Я готов подписать договор, — отработал назад британец.

Ершов с трудом открыл глаза, будто бы склеенные засохшей кровью. Он поднялся на колени и осмотрелся. Чердачная каморка, свет из слухового окна позволял рассмотреть дверь. Руки и ноги, стянутые веревками, онемели. Громадная лужа подсохшей крови намекала на причину дикой головной боли.

«Почему не добили? Зачем связали? Где казаки и полицейская охрана?» — Ершов пилил о вылезшую шляпку гвоздя веревку и старался не стонать.

«Слава тебе, Господи!» — веревка на руках лопнула, Николай вытащил кляп, проверил карманы и сапоги в поисках чего-то полезного. Пусто.

Пока он перетирал веревку на ногах, руки заболели невыносимо. Каждое движение ног отдавалось прострелом в невыносимо гудящей голове.