Придя в хорошее расположение духа, от того, что раненых спокойно переправили в тыл, Степанов осматривал в бинокль французские траншеи. Желтоватый вал почвы, кое-где уложены мешки с землей, движения не видно. Видимо почувствовав, что офицер в хорошем настроении, ишь мурлычет себе под нос солдатскую песенку, взводный, которому капитан, пообещал исхлопотать медаль, решился на важный разговор.

  - Ваше благородие, дозвольте спросить?

  - Слушаю тебя унтер-офицер.

  - А правду солдаты говорят, что нам служить долго придется? Нет, я с понятием, что пока супостата за море не спровадим, оно конечно, ну а далее, как быть?

   Сначала Степанов хотел ответить, что-либо дежурное, но потом задумался. Для него самого, вопросов не было о дальнейшей жизни.

  "Служить и только служить. Как известно за Богом молитва, а за Царем служба не пропадет. А вот правда, как будет с солдатами?"

  - Давай-ка присядем. Тебе Кузнецов, сколько годков-то?

  - Тридцать пять на Троицу будет.

  - Старый ты какой!

  - Да уж не вьюноша! Дык, теперь еще один остался. Жены нет, детей нет. Куда и к кому посля службы вертаться?

  - А ты оставайся на сверхсрочную! - радуясь, что нашел ответ на солдатский вопрос предложил Степанов.

  - Так я, Ваше благородие, могу и остаться. Так ведь я-то, не один, все обчество интересуется.

   "Вот задержат Вас служить до полного срока, так может и будет новая пугачевщина".

  - Озадачил ты меня братец. Честно ответить не могу, а врать не хочу. Не знаю.

  - Э-х-х!

  - Я пока только тебе могу точно обещать, даю честное слово, что этот вопрос, равно как еще и другие, обязательно буду обсуждать с полковником Ларионовым.